Рубиновый лес. Дилогия

– Зачем твоему другу анемонии? В лепестках судьбу свою узреть хочет? Мол, правитель он будущий или грязь под его ногтями? Встречал я таких, уже приходили сюда да ушли ни с чем, ибо цветы снежные не для того, чтобы люди играли с ними. Я их семена нашёл, я их посадил, и я же их сторожу. Мои это анемонии! Никому к ним прикоснуться не дам – ни тебе, ни твоему другу. Уходи!

– А ты не очень-то гостеприимный. – Дейрдре смахнула с лица снег, которым ветер её сердито припорошил, и шагнула немного ближе, открыла глаза пошире, чтобы наконец-то увидеть, с кем именно она говорит. Да не зря… – Негостеприимный, но зато какой… красивый!

Ни о чём таком её Совиный Принц не предупреждал. Ни о том, что снежные анемонии стережёт настоящий ветер во плоти, ни о том, что он настолько хорош собой. Взгляд было не отвести от глаз его, больших и жёлтых, точно два цитрина. А волосы перламутровые, с солнечными лучами играющие, пускали хороводы бликов по траве и склону. Точно жемчуг растаял и струился по его спине, обтекая лицо миловидное, тоже бледное. Невесомое узорчатое одеяние-доспех, будто сотканное из лунного света, разлеталось за его спиной плащом. Ветер был таким юным, наверное, даже юнее Дейрдре! Губы тонкие, брови тоже, но нахмурены, сведены почти у переносицы. Если бы он не старался выглядеть грозным, то был бы очаровательнее некуда. Впрочем, очарована Дейрдре оказалась и так. Расплылась в улыбке, склонила на бок голову и подпёрла щёку рукой, залюбовавшись настолько, что даже не услышала, как юноша повторил, пряча от неё раскрасневшиеся кончики острых ушей за волосами:

– Убирайся!

– Ты сид? – спросила она, всё-таки их заметив.

– Нет. Я ветер. Нет у меня другого имени.

– И ты один здесь живёшь?

– Да. И друзей иных, кроме снежных анемоний, у меня тоже нет.

– И тебя это устраивает?

Ветер посмотрел на неё украдкой из-за спины, которой повернулся, и что-то изменилось в выражении его хмурого лица. Дейрдре догадывалась, что так выглядит замешательство, которое она заставила ветер испытать, возможно, впервые в жизни.

– Вполне, – ответил он наконец, подумав ещё немного. – Хватит задавать вопросы! Не трать время. Я всё равно не позволю тебе сорвать цветок, сколько ни убалтывай. Уходи и не возвращайся более.

– Хорошо, хорошо! Я уйду, – пообещала Дейрдре и, сделав несколько шагов к крутому склону, откуда виднелся её родной туат, наклонилась к лежащим на земле вещам… и выудила оттуда кресало и меховую подстилку, сложенную и перевязанную жгутом. Ветер дёрнулся всем телом, будто собрался её покинуть и снова превратиться в метель, но резко застыл, глядя на Дейрдре сощуренными жёлтыми глазами. – Только отдохну сначала, ладно? Иначе я сорвусь. Мне ещё в Дану скакать, сообщать другу горькую весть, что не спасёт она своих детей от страшной погибели. Позволь переночевать в твоём чертоге на вершине Меловых гор, а завтра с рассветом я уйду. Договорились?

Она не поняла, что именно застигло его врасплох – просьба о ночлеге или жалость к Дану, к которой она попыталась воззвать, – но всё равно осталась довольна, ибо ветер уступил, кивнув, и молча отошёл. Тогда она стала разводить на окраине плато кострище.

Оно прогорело уже наполовину к тому моменту, когда Дейрдре, рассевшаяся на подстилке и жарящая на нём свой запас орехов, снова заметила краем глаза мужской силуэт. До этого ветер не показывался: исчез тотчас, как взвились вверх первые оранжевые искры, лишь предупредив напоследок, чтобы она нечаянно сжечь его «чудесный сад» не вздумала. То, что от сада здесь было одно название – парочка кустиков с теми самыми анемониями да кипарисы и лишайник, скрюченный от холода, – заставило Дейрдре усмехнуться, а то, что ветер, оказывается, умел летать – подавиться от зависти и восхищения. Обращаясь призрачной метелью, он гулял по горе туда-сюда, притягивая к себе взгляд и вынуждая её следить за белыми всполохами и вздыхать.

В какой-то момент эти всполохи, сопровождаемые завыванием и свистом, стали появляться реже, а человеческая тень тут и там – чаще. Дейрдре стоило немалых усилий не оглядываться и не смущать его, робко подглядывающего и удивительно пугливого вопреки своим решительным словам. Она смотрела на костёр, хрустела орехами и любовалась тем, как на небе вырисовываются звёзды, когда любопытство наконец-то взяло над ветром, сверлящим её затылок, верх.

– Так ты странница? – спросил он, поддавшись искушению и примостившись на широком плоском камне рядом. От него исходил мороз почти такой же, какой налетел на Дейрдре ранее, только мягче, уже не режущий, а щекочущий. Как мятное масло, вылитое в ванну, но не смешанное с молоком: покалывает на коже и немного жжёт. Заметив, как она ёрзает от этого непривычного чувства и растирает плечи, ветер смущённо отсел подальше, но Дейрдре снова пододвинулась к нему поближе, качая головой.

– Не совсем. Я королева.

– Королева? И зачем же королеве лазать по горам? Разве у тебя нет для этого в распоряжении верных слуг?