Рубиновый лес. Дилогия

– Боги говорят со мной, – улыбнулась ей Омела. – Волчья Госпожа говорит. Проложила она для меня путь, и вовсе он не злой, а праведный.

Весталка приложила ко рту ладонь, затрясла головой, платок шёлковый слетел с её седых волос Омеле в ноги.

– Ох, дитя! Никакая же не Госпожа это, нет. Дикий это! Безумие это! Что, впрочем, одно и то же. Посмотри, что делать тебя твоя Госпожа заставляет! Слышишь, как кричат твои близкие, умирая в муках? Чуешь их запах? Видишь, что вокруг тебя? То лишь боль и страдания, то потеря и одиночество. Не захотела бы Волчья Госпожа такого, не попросила бы тебя всю семью приносить в жертву. Дикий то, Дикий! Такой же, какому сейдман из Дейрдре дары приносит, чей сейд использует. Тот тоже говорил, что в огне истинного бога услышал, мол, тот ему ответил, а истинные четверо – нет. Ох, значит, не врали слухи те о сейдманах, что тоже к Дикому вместо четверых взывают, ох, не врали…

– Мой сейд не от Дикого! – возразила Омела, поведя раздражённо плечом с наплечником серебряным и звенящим, с бусинами из оленьих зубов и костей, какие вёльвы носят, к которым Омела относила себя теперь открыто, а не тайно, как в детстве, когда ворожила с куколками из соломы, а всем врала, что просто играет и женит их. – Не смей меня порочить! Никогда я Волчью Госпожу не предавала и не отвергала, как выбрала покровительницей в юности, так оно и есть.

– Мало ли кого ты там выбрала! Вопрос в том, кто выбрал тебя. Знаешь хоть, как выглядит твоя Госпожа? Почему именно ты, и никто другой, её услышала?

– Потому что я потомок Керидвен…

– Конечно, конечно. Дурочка ты, вот кто! Наивная, глупая, гордая. У Круга уже есть королева, и это не ты. Не преклонишь перед ней колено – и умоется весь наш туат в крови. Вот чего Дикий хочет! Очнись, дитя. Ты обманута!

Много весталка говорила тогда, да мало прожила после этого. Сейд Омела плела искусный, хороша в нём была от рождения, как и подобает волчонку. Нити пряжи она легко затягивала между пальцев и точно так же перевязывала любое горло. Занозы вырывала из рябиновых тотемов, как языки с хребтами, в костровую чашу сухие травы бросала, как близких ей людей. Чтобы сделать нити крепче, а требы – сильнее, пускала Омела по рукам собственную кровь, как ещё одну плату огню и той — тому, – кто сидел в нём все эти годы. Пока не проник в неё саму и не обжился у неё внутри настолько, что почти стал ею, её обидой и завистью, её проглоченной душой.

После этого кровь ещё много раз шипела и запекалась, падала гроздьями на белый снег и ножи. Ведь только её кровь теперь и подходила огню, покуда больше никого не осталось из рода. Каждую ночь Омела плакала в подушку и скучала, но о содеянном не жалела, ибо была она не одна. С ней был сейд, огонь и её величие, которое она видела в оранжево-красных всполохах ритуальных костров. Великим и долгим должно было стать её правление, ведь так обещал огонь.

Жаль, что он соврал.

4

Дикие земли и дикие странники

Половину жизни Кай считал, что ненавидит драконов. Эта ненависть началась с его отца, потерявшего из-за них руку, а закончилась на женщине, которая не понимала слова «нет».

«Я ведь ещё и Дикие Земли показать вам обещала, столько приключений впереди нас ждёт!»

Мелихор не только некоторых слов не знала (порой буквально), но и своими тоже не разбрасывалась. Поэтому стоило Кочевнику физически оправиться после своего поражения в Керидвене и морально – после расставания с благодатью Медвежьего Стража, как Мелихор заявилась к нему в чертог с дорожной сумкой и весело объявила, что завтра же они выдвигаются в путь. Тогда Кочевник подумал, что с её твёрдым убеждением в том, что чем короче жизнь, тем ярче её надо прожить, и врождённой особенностью чихать исключительно искрами солнечного пламени, приключения и вправду им обеспечены. Так оно и произошло.

Первое их путешествие пролегало через Талиесин, где они подобрали Тесею, прежде чем отправиться исследовать другие уголки земель легендарного короля-барда. Оказалось, Кочевник хоть и звался таковым, постоянно меняя охотничьи угодья, дабы не злоупотреблять щедростью Кроличьей Невесты и торговцев, которым он пару раз втюхивал барсучьи шкурки под видом норковых, но много чего он ещё не знал и не видывал даже в родных краях. Соляные пещеры на севере, похожие на шкатулку с приданым для знатной невесты; горячие источники на юге, в которых можно было свариться заживо и которые, как говорят, постоянно кипят с последнего Рока Солнца; вересковые поля на востоке, которые они застали в цветении, прибыв туда в месяц нектара; и шахты на западе, где Мелихор с помощью своих зубов и когтей откопала золотой самородок размером с лесной орех. Благодаря этому самородку они потом ещё целый месяц кутили в главном городе Медб, объедаясь свиными рёбрышками, сливовыми пирогами и элем.