Рубиновый лес. Дилогия

После этого настал черёд Немайна, где за месяц Кочевник одержал победу в десяти драках из двенадцати и наконец-то снова обрёл веру в себя, несмотря на нарушенный гейс. Затем были Ши, Дану, Найси и остальные туаты, а ещё чуть позже даже Сердце, где они задержались на целых полгода, чтобы Кочевник снова мог подлечиться после того, как, пытаясь угнать в Амрите двугорбую лошадь, он запутался в поводьях и чуть не лишился ноги. Тогда же Тесея пожелала вернуться в Дейрдре, в Столицу, дабы там под началом искусных вёльв продолжить то, что начала, – обучение сейду. Как бы Кочевнику ни хотелось воспрепятствовать ей, он не смог: чем крепче Тесея сплетала нити пряжи и чем чаще заводила ритуальные песни, тем легче с её губ срывались и другие слова и тем слабее становился врождённый порок. «Счастлива сестра – счастлив я, – убеждал себя Кочевник. – Здорова сестра – я счастлив ещё больше».

Когда Мелихор и Кочевник остались одни, а последний полностью выздоровел, пришёл черёд для исполнения главного их уговора – путешествия в опасные Дикие Земли.

– Подите прочь, я всё ещё в унынии! – прорычал Сильтан из своего гнезда, откуда Мелихор попыталась вытащить его со словами, что втроём путешествовать веселее, да и пора бы её старшему брату тоже развеяться. Тот не вылезал из-под шёлковых одеял уже несколько месяцев кряду, приняв облик получеловеческий-полудраконий, отчего с края молочно-белого камня, покрытого мягким мхом, торчали только задние когтистые лапы. – Ненавижу Соляриса. Не-на-ви-жу! Так ему и передайте.

Он повторял одно и то же, пока Мелихор его расталкивала, тянула на себя шёлковые одеяла и пыталась справиться с его хвостом, мешающим ей и хлещущим её по рукам.

– Ой, подумаешь, из койки в койку больше прыгать не можешь! – воскликнула она раздражённо. – Сколько можно страдать? Матушке с отцом уже на нервы действуешь. Прекращай! Будто конец солнца наступил.

– Конец, конец, всему конец. Только моему счастью, а не солнцу, – ныл Сильтан. – Ну вот зачем, зачем было в природу вмешиваться?! Зачем благие дела творить, а удовольствия отнимать? Как мне жить-то теперь?

– Лучше прежнего жить! Почему я, думаешь, в Дикие Земли тебя зову?

– Потому что ты там никогда не была и поэтому трусишь, но признаваться Кочевнику в том не хочешь?

– Что?! Нет! Ничего я не трушу! Просто… М-м… Торговцы из Медб проболтались, что там одно растение есть для мужчин, которые потомства не хотят. Так вот, оно крепче сейда действует! Не будешь от него сыпью покрываться, как от тех снадобий, что тебе вёльвы продают, или чесаться, как от бараньих кишок. Всего один листочек съешь – и минимум на год о нежелательном отцовстве забудешь. Снова сможешь с девами своими человеческими любиться сколько влезет!

После этого Сильтан сам из постели выпрыгнул, воспряв духом, и даже принялся подгонять их с Кочевником, пока спустя сутки сборов они наконец-то не взлетели. В небе же Сильтан стал совсем невыносим: постоянно кичился тем, какой он быстрый и ловкий, заставлял их подниматься выше облаков, где, мол, «поток несёт быстрее», и жаловался, когда Кочевник просил о привалах. Конечно, речь драконью он всё ещё не понимал, но эти «гр-р» и «гх-х» в его сторону хорошо научился различать благодаря Солярису.

– Только не рассказывай ему, что нет никакого растения от потомства, ладно? – попросила Мелихор шёпотом, дёрнув Кочевника за сыромятный доспех, когда они наконец-то достигли Диких Земель и ступили на твёрдую почву впервые за три дня бесконечного лета. Сильтан тут же принял форму людскую и, едва одевшись за кустом, ветви которого напоминали птичьи перья, выхватил из сумки заветный бумажный клочок и помчался с ним в самую чащу. – Я это растение сама угольком нарисовала, а не у торговцев из Медб выменяла. Это должен был быть одуванчик, просто непохоже получилось, вот я и выдумала… Надо же было Сильтана как-то расшевелить, верно?

Кочевник молча кивнул. После этих самых трёх дней он, весь затёкший и немытый, чувствовал себя так, будто ему ноги с руками поменяли местами, поэтому ему было совершенно плевать на Сильтана с его одуванчиками и потомством. Драконам небо, может, и родной дом, но Кочевник, сколько бы ни летал, всегда мучался изрядно. Вот и сейчас сердце стучало о рёбра, а желудок вместе со всем его содержимым – о горло. В долгих путешествиях Кочевник старался не есть, поэтому последний кусок вяленого мяса, который он проглотил, был едва ли не неделю тому назад. Вот почему всё, чего он сейчас хотел, – это снова стошнить, а потом наесться от пуза, да желательно того, что любил нынче больше всего.

– ФРУКТЫ!