Рубиновый лес. Дилогия

А были они здесь повсюду. И крупные круглые, как картошка, и длинные да оранжевые, как морковь, и даже с толстой махровой кожурой, скрывавшей приторно-сладкую сочную мякоть. Большинство из них висели на причудливых деревьях с широкими листьями, из которых можно было сшить себе новую одежду, и со стволами мягкими, будто выбитыми хлопком. Если в Круге всего неделю тому назад колючий ветер сорвал с Кочевника шапку – месяц пряжи там уже зачинался, – то здесь, в Диких Землях, он тут же взмок и вспотел, принявшись сдирать с себя доспехи с животными шкурами, пока не остался в одних штанах.

Вид пролетающей мимо стаи красно-розовых птиц с длинными шеями, таращившихся на Кочевника точно так же, как он на них, отозвался слюной, скопившейся у него во рту. Интересно, какие они на вкус? А что это там за зелёные тугие плети, свисающие, как шторы, и рогатые ящерицы, меняющие на ходу цвета? Что за дивный розовый цветок пахнет как свежесваренный мёд и есть ли здесь хоть что-то, кроме запутанных, негостеприимных зарослей, которые Кочевнику пришлось наотмашь рубить топором и которые начинались там же, где заканчивалась полоса белого, как кости, песка у моря?

Втроём они выдвинулись вперёд. Если Сильтаном двигало желание найти цветок, а Кочевником – любопытство, жажда и голод, то Мелихор – страх от них отстать. Она цеплялась за пояса штанов обоих, семеня между ними, но, завидев ящериц, тут же побросала узелки с вещами и принялась гоняться за ними, из-за чего действительно потерялась на целый час.

В общем-то, Дикие Земли и вправду оказались дикими, но вовсе не такими ужасными, как Кочевнику все их описывали. Людей, носящих одежду из человеческой кожи, они даже спустя неделю странствий не встретили, но зато повстречали одичавших драконов и дэхья

– их сторожей и защитников. В том числе братьев-близнецов Велиала и Осилиала, сообщивших, что люди эти перекочевали южнее, к некоему Чёрному Рогу, как называли гору, что умела извергать из себя пепел и пламя, словно ещё один дракон. Кочевнику жуть как хотелось взглянуть на них хоть одним глазком, а лучше подраться и проверить, где же всё-таки люди сильнее живут – в Круге или здесь? – но Мелихор его не пустила. Вместо этого она, прервав долгий, изнурительный спор, утянула его к водопаду в глубине леса, о каскад которого преломлялись солнечные лучи, рисуя радугу.

А затем вдруг разделась догола.

– Прыгай тоже, давай! Велиал так нахваливал это место, сказал, что вода здесь великолепная. Чешуя после неё прямо-таки сияет!

К телу Кочевника будто во всех местах разом приложили раскалённую кочергу, а где-то в штанах, конкретно в области пряжки ремня, стало не только горячо, но и тесно. Румянец прилип к щекам, а взгляд Кочевника – к нагой спине Мелихор. Изящной, с ямочками над поясницей, ложбинкой вдоль позвоночника и лопатками, прорезающимися под сливочно-карамельной, загоревшей на солнце кожей. Кочевник впервые увидел, как распускается её длинная широкая коса. Локоны упали до самого копчика, будто и вправду пепел рассыпался, полетели вниз деревянные бусины и медные фибулы. Затем Мелихор взбила их на затылке пальцами, массируя темечко, скинула с кончика драконьего хвоста подол платья, уцепившийся за костяной гребень, и переступила через ворох одежд, скатившихся вниз к тонким лодыжкам с золотыми цепочками. Ноги длинные, худые, но бёдра округлые и крепкие. Такие, за которые, как говорят мужики в трактирах, хочется схватиться обеими руками, сжать и помять, будто тесто. Кочевник вдруг поймал себя на мысли, что тоже этого хочет, а спустя мгновение и вовсе едва не отдал Медвежьему Стражу душу, когда Мелихор повернулась к Кочевнику лицом. – Ну что, ты готов? Чур я первая! – воскликнула она задорно, ощерив острые зубы.

Он снова обрёл способность трезво мыслить и двигаться, лишь когда Мелихор наконец-то спрыгнула с утёса и нырнула в воду, а эти округлые бёдра с идеально ровной спиной и копной серых волос скрылись под её толщей.

– Кай?.. Эй, Кай! Куда ты?!

Бежал оттуда Кочевник без оглядки, как последний трус, а не как берсерк. Купаться с девками для него вовсе не было ново – вон, даже с самой королевой плавал однажды! – да и обжиматься тоже. Но Мелихор – это не какая-то там трактирная девка, нет. Это даже не королева. Это… Мелихор. И было в ней нечто, отчего боевой раскрас на его лице стекал вниз вместе с потом, кишки внутри затягивались в узел, а в висках стучало так, будто молотом били. Всё, о чём он мог думать, улепётывая от водопада, было:

«Грудь. У неё есть грудь. Нет, сиськи. Они всегда у неё были?»