Руфь (Без указания переводчика)

— Не хочу отравлять ему жизни, подумала она. — Постараюсь быть веселою. Зачмъ такъ много думать о себ, какое мн дло до того что говорятъ? лишь бы я могла составить его счастіе.

Вслдствіе этого она стала усиливаться быть повозможности столь же веселою какъ и онъ; однако минутами мужество ея ослабвало, мысли напоромъ врывались въ ея умъ, несмотря на усилія одолть ихъ, такъ что при всемъ желаніи она уже никакъ не могла быть тмъ веселымъ, увлекательнымъ товарищемъ, какого Беллингемъ находилъ въ ней вначал.

Они отправились гулять. Избранная ими тропинка вела въ лсъ, но склону горы, и они вошли туда, довольные, что встртили тнь и прохладу. Вначал имъ показалось, что это обыкновенная роща, но вскор они пришли къ крутому скату и остановились тамъ, любуясь на вершины деревьевъ, тихо покачивавшіяся у нихъ подъ ногами. Внизъ вела крутая тропинка, по которой они стали спускаться; скала образовала въ этомъ мст родъ ступеней, по которымъ они сначала должны были прыгать, потомъ бжать пока не достигли до самаго низа. Зеленый полумракъ царствовалъ въ этомъ мст; время было къ полдню; все затихло и птички попрятались въ лиственную чищу. Молодые люди продолжали идти еще нсколько времени и очутились наконецъ у круглаго пруда, осненнаго деревьями, которыя за минуту передъ тмъ находились у нихъ, подъ ногами. Поверхность воды была почти въ уровень съ землею и берегъ не возвышался ни съ одной стороны. Надъ водою неподвижно стояла цапля; но увидавъ людей, она захлопала крыльями и медленно поднимаясь, замелькала между верхушекъ деревьевъ и понеслась казалось къ самому небу, такъ какъ изъ этой глубины представлялось будто деревья касаются верхушками до блыхъ круглыхъ облаковъ, скоплявшихся надъ землею. На отмляхъ и по краямъ воды росла веремика, но цвтковъ ея трудно было разглядть: такъ было темно въ этомъ мст отъ зеленой чащи деревьевъ. Въ средин пруда, отражалось небо такою темною синевою, какъ-будто тотчасъ надъ нею лежала черная бездна.

— Вонъ водяныя лиліи, сказала Руфь, глядя на противоположный берегъ. — Пойду нарву ихъ.

— Постойте, я нарву для васъ. Здсь сыро вокругъ воды. Присядьте пока, Руфь; на этой густой трав должно быть отлично сидть.

Онъ пошолъ вокругъ пруда, а Руфь стала спокойно дожидаться. Возвратясь, онъ снялъ съ нея чепецъ и молча принялся убирать цвтами ея волосы. Она сидла не шевелясь во все время этого занятія, и съ мирнымъ счастіемъ глядла ему въ глаза своимъ любящимъ взоромъ. Она видла, что ему весело по его живымъ движеніямъ, напоминавшимъ радость ребенка, нашедшаго новую игрушку, и не хотла мшать его занятію. Ей было такъ пріятно позабыть обо всемъ, кром его удовольствія.

— Ну вотъ, готово! сказалъ онъ, нарядивъ ее. — Подите теперь посмотритесь въ воду. Вотъ сюда, тутъ нтъ травы.

Она повиновалась и посмотрвшись не могла не увидть своей красоты; это доставило ей на минуту удовольствіе, какъ доставилъ бы видъ всякаго другого красиваго предмета, но ей не пришло даже въ голову, что предметъ этотъ — она сама. Ей было извстно, что она хороша собою, но это казалось ей чмъ-то отвлеченнымъ, не касающимся до нея. Она жила только чувствомъ, мыслію, любовью.

Въ этомъ голубомъ, зеленомъ ущельи, между молодою четою возстановилась полная гармонія. Мистеръ Беллингемъ искалъ въ Руфи одной красоты, и красота ея была неоспорима. Это было все ея достоинство въ его глазахъ и онъ гордился имъ. Она стояла въ бломъ плать среди зеленаго лса; лицо ея пылало яркимъ румянцемъ, уподоблявшимъ ее іюньской роз; большіе, блые цвты граціозно свсились по обимъ сторонамъ ея красивой головки; темные волосы немного порастрепались, но самый этотъ безпорядокъ придавалъ ей новую грацію. Она гораздо боле угождала ему своею миловидностью, нежели всми своими усиліями поддлываться подъ его измнчивый нравъ.

Но когда они оставили лсъ и Руфь замнила, приближаясь к гостиниц, свой цвточный уборъ чепцомъ, воспоминаніе о доставленномъ ему удовольствіи не могло возвратить ей сердечной тишины. Она сдлалась грустна и задумчива и никакъ не могла настроить себя на веселость.

— Послушайте, Руфь! сказалъ онъ ей въ тотъ вечеръ: — постарайтесь отучить себя отъ этой привычки грустить и задумываться безо всякой причины. Вы разъ двадцать вздохнули въ эти полчаса. Старайтесь быть повеселе. Подумайте, что кром васъ у меня нтъ никакого общества въ этомъ захолустьи.

— Я сама себ не прощаю, сэръ! выговорила Руфь и глаза ея наполнились слезами; она подумала какъ ему должно быть скучно наедин съ нею, когда она весь день такая пасмурная, и сказала ему тономъ кроткаго раскаянія: — не будете ли такъ добры, сэръ, не поучите ли меня какой-нибудь карточной игр, изъ тхъ, что вы вчера называли. Я приложу вс старанія, чтобы понять.

Нжный, робкій голосокъ ея произвелъ свое дйствіе. Они позвонили и спросили картъ. Вскор удовольствіе посвящать въ тайны игры такую прелестную невжду заставило Беллингема позабыть обо всякой скук.

— Ну, на первый разъ довольно! сказалъ онъ наконецъ. — Ваши промахи, уточка, заставляли меня смяться, несмотря на невыносимйшую головную боль, какую я когда-либо испытывалъ.