Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Как отметила Т.Г. Яковлева, обе стороны ссылались на то, что казаки — их подданные. Комиссары говорили о присяге, принесенной королю гетманами И. Выговским, а затем (при вступлении в должность) Ю. Хмельницким, «великие» послы указывали на присяги Богдана Хмельницкого, а затем его сына — в Переяславе[2238]. Когда 22 апреля комиссаров в Минске посетил гонец Я. Путилов, то они просили передать «великим» послам, что «съезжатца и сидеть с черкасами послы нельзя, потому что они — их холопи»[2239]

. Спор возобновился 30 апреля с приездом новых посланцев от комиссаров.

Т.Г. Яковлева выражала недоумение позицией, занятой на переговорах русской стороной. Ведь по решениям, принятым в октябре 1659 г., автономия гетманства была серьезно ограничена, в частности, гетману было запрещено принимать иноземных послов, а теперь русские политики настаивали на их участии в международных переговорах, наравне с представителями России и Польско-Литовского государства. Исследовательница готова была видеть в этом уступку украинским требованиям[2240]. Эту сторону дела, как представляется, позволяет прояснить заявление, сделанное комиссарами 1 мая на встрече с русским переводчиком (и затем неоднократно повторявшееся): если принять предложенный русской стороной текст присяги, «через то, де, Украина (сверху приписано: Малая Росия. — Б.Ф

.) и Волынь и Подолье с черкасами уже будет отдана без комиссии в царского величества сторону»[2241]. Конечно, именно этого русская сторона и добивалась. Еще до начала каких-либо серьезных переговоров должно было стать совершенно ясно, что вопрос о власти над Войском Запорожским не должен быть предметом обсуждения. Очевидно, это должно было стать одним из главных условий будущего мирного договора.

Еще до начала этого этапа переговоров, 26 апреля, в Борисов прибыло казацкое посольство во главе с нежинским полковником В.Н. Золотаренко[2242]

. То, что именно этому полковнику была доверена столь важная миссия, как представляется, было связано с тем, что в Москве его считали одним из главных организаторов восстания против Выговского. Из Борисова он вел переписку с полковниками — наказным нежинским Иваном Абрамовым и черниговским Аникеем Силичем.

Казацкие представители присутствовали на встрече с посланцами комиссаров 30 апреля, но те, следуя избранной линии, «с черкаскими послы не витались»[2243]. Выступление посланцев и на этот раз не имело успеха, им заявили снова, что «великие послы без черкасских послов съезжатца не учнут, из записи крестоцеловальной того не отставят»[2244]

. С этого момента в спор вступили и казацкие послы, обратившиеся к комиссарам с особым посланием. На завязавшуюся переписку между казацкими послами и комиссарами справедливо обратила особое внимание Т.Г. Яковлева[2245]. Послы заявляли, что, «отступив» от Речи Посполитой «для тяжких и нестерпимых обид», которые в течение нескольких столетий наносились православной вере, казацким вольностям и всему «малороссийскому народу», под власть «владетеля Русского», казаки «от того ж монарха правоверного государя отрыватися не мыслят». Соглашения, на которые ссылаются комиссары, были подготовлены «без ведома всего войска», «на общей раде» не обсуждались и не были скреплены присягой войска. Когда об этом стало известно, лица, заключившие эти соглашения, были отстранены от власти и Запорожское Войско принесло новую присягу царю. Эти ссылки на прошлое, расходившиеся с реальными фактами, могли оспариваться и были оспорены. Принципиальное значение имело утверждение послов, что «ныне никакого иного полку и ни полковника, а ни товарища (т. е. рядового казака. — Б.Ф.) на Украине нет, которые бы Польши подлежание имел». Запорожское Войско стоит на русской стороне и на русской стороне должно участвовать в переговорах.

Особое внимание послы уделили тому, что комиссары отказывают им в полноправном участии в переговорах — «вольном гласе». В этой связи послы указывали, что польская шляхта хвалится тем, что «через кровавые свои заслуги» добилась от польских королей права «вольного гласа», но ведь и казаки добыли у царя право «вольного гласа» за свои старания «в рыцерском деле» и кровь, пролитую на службе этому монарху. Все это имело, конечно, лишь косвенное отношение к теме переговоров. Говоря о «вольном гласе», послы явно смешивали разные понятия. В словах этих, однако, получило очередное яркое отражение сформировавшееся в казацкой среде представление, что казаки — такое же военное сословие, «рыцерские люди», как и шляхта, и должны пользоваться такими же правами. Послание заканчивалось словами: «склонитесь, ваша милость, милостивые паны, к покою, а нас без дела не задерживайте»[2246].