Наконец моряки вошли в массивный каменный склеп, который, судя по всему, был частью гораздо большего здания и первоначально находился глубоко под землей. В одном из углов скорчилась ужасная мумия. После минутной задержки на ознакомление с резьбой и фресками на стенах, команда Уэттерби согласилась – не без страхов и возражений, как водится, – перенести мумию на судно. Рядом с телом, как будто некогда засунутый под его прижизненное одеяние, покоился тубус неизвестного металла, содержащий рулон тонкой голубовато-белой мембраны столь же неизвестной природы, на которую были нанесены странные символы сероватым неопределимым пигментом. В центре обширного каменного пола находилось подобие люка, но у команды не оказалось под рукой достаточно мощного оборудования, чтобы сдвинуть его крышку с места.
Кэботский музей археологии, в ту пору только-только основанный, узнал о находке и предпринял скорейшие шаги по приобретению мумии и артефакта. Куратор Пикман лично отправился в Вальпараисо и снарядил шхуну для поисков склепа, где были сделаны обе находки, но в этой задаче не преуспел: когда судно достигло указанных координат, там не оказалось ничего, кроме сплошного морского простора, и искатели приключений сделали вывод, что те же самые сейсмические силы, что «подбросили» остров вверх, увлекли его вниз, в глубоководную тьму, где он и пребудет еще не один эон. Тайна люка, уводившего из погребальной камеры, останется неразгаданной, но хотя бы мумия и странный тубус попали историкам в руки. Первая была включена в открытую для посещения экспозицию в начале ноября 1879 года.
Стоит отметить, что Кэботский музей – археологический, специализирующийся на цивилизациях седой старины. Это небольшое и малоизвестное учреждение не интересуется чистым искусством, зато пользуется высоким авторитетом в научных кругах. Музей стоит в самом сердце престижного бостонского района Бикон-Хилл, на Маунт-Вернон-стрит. До того как недавние страшные события обеспечили ему печальную известность, даже чванливые в силу достатка жители соседних домов считали соседство выигрышным.
Зал мумий на втором этаже западного крыла здания, которое было спроектировано Булфинчем[73]
и отстроено в 1819 году, по праву считается историками и антропологами хранилищем одной из лучших узкопрофильных коллекций в Америке. Здесь можно найти типичные примеры египетского бальзамирования, от самых ранних образцов из Саккары[74] до последних коптских, восьмого века; мумии других культур, включая доисторические индийские образцы, недавно найденные на Алеутских островах; муляжи жертв Помпеи, сделанные путем заливки гипса во впадины, оставленные телами в слоях пепла; природным образом петрифицированные тела из рудников и пещер, собранные во всех частях света (некоторых из них смерть застигла в гротескных позах, навек запечатлев черты немого ужаса). Все, что только подобало коллекции такого рода, можно было найти в музее, – и даже в 1870 году, будучи менее обширной, она считалась уникальной в своем роде; но непознаваемые мощи из первобытного циклопического склепа на эфемерном, исторгнутом из закромов моря острове уверенно удерживали в ней статус главной достопримечательности и самой непроницаемой тайны.Тело, застывшее в неестественной и неудобной позе, принадлежало низкорослому мужчине неизвестной расы. Скрюченные пальцы наполовину скрывали его лицо от мира, снизу челюсть сильно выдалась вперед, сморщенные черты лучились страхом настолько диким и животным, что не всякий посетитель мог смотреть на экспонат без содрогания. Глаза были закрыты, веки плотно прижаты к глазным яблокам навыкате. Остались клочки волос и бороды – тусклого, нетипично нейтрального серого оттенка. По текстуре труп как минимум наполовину напоминал каменную породу, но органику этот странный акт минерализации затронул далеко не всю, что представляло неразрешимую загадку для тех экспертов, которые пытались выяснить, каким образом забальзамировали останки. Текстура мумии частично выкрошилась, частично пострадала от естественного разложения плоти. Лохмотья какой-то странной ткани с намеками на неизвестный узор все еще держались на ней.
Трудно объяснить, что делало именно эту мумию такой бесконечно отталкивающей и непотребной. Прежде всего, она пробуждала в смотревшем на нее ощущения немыслимой древности и абсолютной, беспросветной, как сама ночь, чуждости современному миру – но главным образом неприятно поражала выражением дичайшего ужаса на окаменелом лице, полуприкрытом руками мертвеца. Столь живой манифест бесконечного, нечеловеческого, космического страха не мог не транслировать яркие эмоции зрителю из тревожного облака окружавших археологическую находку тайн и тщетных догадок.