Шепчущий во тьме

Среди немногих разборчивых посетителей Кэботского музея эта реликвия позабытых эпох вскоре обрела дурную славу, хотя уединенность и тихая политика учреждения все же помешали ей стать популярной сенсацией наподобие Кардиффского гиганта. В прошлом столетии искусство досужей болтовни не вторгалось в область науки в той степени, в какой преуспело в этом сейчас. Естественно, ученые разного толка пытались классифицировать пугающий реликт, и всегда – безуспешно. Теории о погибшей тихоокеанской цивилизации, возможными артефактами которой являются идолы острова Пасхи и мегалитическая кладка Понапе и Нан-Мадола, свободно распространялись среди студентов, а научные журналы публиковали разнообразные противоречивые предположения о возможном существовании еще одного континента, разрушившегося и тем самым породившего плеяду полинезийских и меланезийских островов. Изобилие «дат жизни», приписанных гипотетической ушедшей культуре или континенту, одновременно сбивало с толку и забавляло; однако в некоторых мифах Таити и в родственных островных культурах внезапно обнаружились неожиданные подтверждения ряду смелых высказываний – задатки для выстраивания вполне складных теорий криптоистории.

Тем временем любопытнейший тубус и сохранившийся в нем непонятный свиток с неизвестными иероглифами, бережно хранимые в библиотеке музея, получили свою долю внимания. Не могло быть никаких сомнений в их связи с мумией; исследователи сходились в том, что расшифровка свитка, по всей вероятности, повлечет за собой разгадку секретов «испуганной мумии». Тубус, примерно одиннадцати сантиметров в длину и чуть меньше двух в диаметре, был изготовлен из странного оксидированного металла, дававшего нулевую реакцию на разные известные химические реагенты. На нем плотно сидела крышка из того же материала, и весь его корпус густо покрывали идеограммы декоративного и, возможно, символического характера – выполненные в согласии с особенно чуждой, парадоксальной и едва ли поддающейся описанию системе геометрии.

Не менее загадочным был свиток, который находился в тубусе, – аккуратный рулон тонкой, голубовато-белой, не поддающейся анализу мембраны, намотанный на стержень из того же, что и у тубуса, металла, разматывающийся до длины около двух футов. Крупные, выразительные иероглифы, тянущиеся узкой линией вниз по центру свитка и написанные или раскрашенные серым пигментом, не встречали узнавания у лингвистов и палеографов и не могли быть расшифрованы, несмотря на передачу фотографических копий экспертам в данной области.

То правда, что несколько ученых, необычайно сведущих в литературе по оккультизму и магии, обнаружили смутное сходство между некоторыми иероглифами на тубусе и теми символами, что описаны или воспроизведены в двух-трех очень древних малоизвестных эзотерических текстах – таких как «Книга Эйбона», предположительно происходящая из забытой Гипербореи, «Пнакотикские манускрипты», якобы созданные еще до становления человеческой расы, и чудовищный «Некрономикон» опального юродивого араба Абдуллы Аль-Хазреда. Но ни одно из этих сходств не оказалось бесспорным, и из-за преобладавшей низкой оценки «мистических» исследований не было предпринято никаких усилий для распространения копий иероглифов среди специалистов по оккультным дисциплинам. Будь это сделано своевременно, дальнейшие события, вполне возможно, развивались бы иначе: доведись любому из читателей жуткой книги фон Юнцта «Невыразимые культы» одним глазком взглянуть на эти знаки, он тут же установил бы явные аналогии. В то время, однако, экземпляры труда фон Юнцта встречались неимоверно редко – фактически были известны лишь первое дюссельдорфское издание 1839 года, перевод Брайдуэлла 1845-го и крайне сокращенная перепечатка от издательства «Золотой Гоблин», вышедшая в 1909 году. Строго говоря, ни один оккультист или адепт эзотерических доктрин древнего прошлого не обратил внимания на странный свиток – до недавнего всплеска активности сенсационной журналистики, который ускорил развитие событий и их приход к ужасной кульминации.

II

Таким образом, дела шли своим чередом в течение полувека после помещения мумии в зал. Жуткий реликт пользовался известностью среди культурных бостонцев, но не более того; о существовании же тубуса со свитком, после десятилетия тщетных исследований, мир почти что позабыл. Кэботский музей вел столь тихую и консервативную деятельность, что ни одному репортеру или очеркисту не приходило в голову вторгаться в его ничем не примечательные залы в охоте за чем-либо щекотливым.