Шепчущий во тьме

Летом сторожа музея стали замечать новые лица в толпе любопытных, после периода затишья вновь хлынувших сюда на второй волне ажиотажа. Все чаще чудаковатые и нездешние посетители – смуглые азиаты, длинноволосые люди неописуемого вида, бородатые негры, которые, казалось, не привыкли к европейской одежде, – неизменно спрашивали о зале мумий и впоследствии оказывались у отвратительного тихоокеанского образца, на который взирали в истинном экстазе очарования. Некое тихое, зловещее подводное течение в этом потоке эксцентричных иностранцев, казалось, произвело впечатление на всех охранников, да и я сам был далеко не безмятежен. Я не мог не думать о преобладающем влиянии сект на публику именно такого рода и о связи этого влияния с мифами, слишком близкими к ужасной мумии и ее артефакту-манускрипту.

Временами у меня возникало искушение убрать мумию из экспозиции – особенно после того, как один служащий заявил, что в часы, когда толпы посетителей несколько редели, несколько раз мельком видел незнакомцев, падавших пред ней ниц и бормотавших нараспев что-то вроде молитвы или инвокации, обращенной к телу древнего человека. Другой сторож уверял, что окаменевший человек, лежа в своей витрине, сам собой чуть-чуть сдвинулся, да так, что положение скрюченных рук и маска стылого ужаса на его лице изменились. Бедный охранник не мог избавиться от страшного наваждения, будто мертвец вот-вот отворит свои выпуклые очи.

В начале сентября, когда любопытствующие толпы несколько схлынули и зал мумий иногда пустовал, была совершена попытка разрезать стекло витрины и добраться до мумии. Покушавшийся, выходец из Полинезии, был замечен и схвачен смотрителем, прежде чем экспонату был причинен какой-либо вред. Как выяснили в ходе расследования, этот малый был жителем Гавайев и рьяным приверженцем запрещенной секты; раз он уже привлекался к суду за участие в бесчеловечных шабашах и жертвоподаяниях. Бумаги, найденные в его комнате, оказались весьма загадочными и внушали подозрения: многие листы были испещрены иероглифами, напоминавшими знаки на артефакте-свитке и репродукции в «Черной Книге»; но что-либо сообщить по поводу этого имущества арестованный наотрез отказался.

Едва ли не через неделю после этого инцидента произошла новая попытка коснуться мумии – на этот раз путем взлома замка витрины, – приведшая ко второму аресту. И на сей раз виновный, сенегалец с такими же судимостями за неблаговидные действия в запретных сектах, отказался вразумительно общаться с властями. Наиболее интересное и тревожное обстоятельство того дела заключается в том, что охранники не раз видели этого человека в зале мумий и слышали, как он очень тихо пел мертвецу странную литанию, где все время повторялось слово Т’юог. После этого я удвоил штат охраны в зале и приказал не спускать глаз с нашего обретшего непомерную известность экспоната.

Нетрудно догадаться, что пресса ухватилась за эти два происшествия и преувеличила их значение, вновь припомнив историю о сказочном континенте Му и смело утверждая, что жуткая мумия и есть тот самый дерзкий еретик Т’юог, обращенный в камень существом в доисторической цитадели и сохранившийся в течение ста семидесяти пяти тысяч лет жизни нашей планеты; а нарушители музейного покоя – последователи изначальных культов Му, почитающие мумию и, возможно, жаждущие оживить ее посредством чар или заклинаний.

Журналисты настойчиво вспоминали седой миф, по которому мозг каменных жертв Гатанозоа оставался живым и сознающим

, давая волю самым шокирующим гипотезам. Не был забыт и упоминаемый сектантами «настоящий свиток» – многие источники указывали на то, что похищенная у Т’юога реликвия, зачарованная против Гатанозоа, дошла до наших дней и что послушники тайных культов намерены применить ее силу для оживления самого жреца. Такие заявления спровоцировали третий мощный приток гостей, подолгу задерживавшихся у витрины с мумией, вдруг оказавшейся ключевым элементом во всей истории.

Именно среди зевак этой волны, в массе своей посещавших музей не раз и не два, пошла молва о том, как облик мумии постепенно изменяется. Вероятно, персонал, не вняв предупреждениям нервного сторожа несколькими месяцами ранее, слишком привык к виду страшного экспоната, чтобы замечать мелкие метаморфозы в его обличье. Как бы то ни было, лишь взволнованные разговоры посетителей заставили сотрудников попристальнее понаблюдать за мумией – и отметить-таки пусть небольшие, но очевидные перемены. Практически сразу весть о них угодила в прессу, спровоцировав ожидаемую аффектацию.