Шепчущий во тьме

Я разобрал нечеткий монохромный образ – или, скорее, оттиск в кристаллизованном глазу – зала с циклопическими барельефами абсолютно иномирного вида. Допускаю, что нечеткая мизерная картинка оставляла воображению слишком много, но все равно стою на том, что архитекторы, создавшие подобный интерьер, людьми не являлись, – возможно, они попросту даже не видели никогда ни одно человеческое существо. В центре странного зала угадывался каменный люк, отверстый и пропускавший через себя некую тварь или вещь.

Я изучал правый глаз мумии с помощью двойной линзы, когда дело приняло скверный оборот. Вскоре оставалось лишь сетовать на то, что я не окончил осмотр тогда, а поднес мощное увеличительное стекло к левому глазу, интересуясь, наблюдается ли тот же самый «эффект калейдоскопа» в нем. Слепой азарт первооткрывателя обуял меня: руки тряслись, пальцы плохо слушались, и я не сразу подобрал верный угол обзора. Оттиск в веществе второго глазного яблока оказался даже более четким и детальным – и я уставился прямо на нечто

, вздымавшееся из недр великанской, незапамятно древней гробницы исчезнувшего мира. Уставился – и в следующий миг упал без чувств, перед этим испустив страшный крик, которого не стыжусь и поныне.

Когда меня привели в чувство, мне потребовалось собрать все мужество, чтобы хоть как-то описать увиденное мною в тот ужасный миг… да и то заговорил я лишь тогда, когда меня отвели в кабинет на первом этаже, подальше от этого трехмерного ада в кристальных глазах и от образа существа, не имевшего никаких прав на существование. Меня одолевали безумные подозрения, но я понимал, что сберегу бо́льшую ясность ума, если изложу кому-нибудь все, что тогда мельком различил.

В сущности, было там очень немногое. Закипая, точно мерзкая ожившая пена, из люка поднималось невероятное бегемотическое чудовище – лишь образ

его, но даже образ развеивал все сомнения в способности оригинала умерщвлять одним своим видом. Даже сейчас мне не хватает слов, чтобы описать это. Титан, состоявший из отвратительного переплетения органов… придатки, спиральный ротовой аппарат, глаза как у спрута… полуаморфный, очень пластичный… ороговевший и растекшийся одновременно – великий Боже! Ничто из сказанного мною не может даже приблизительно описать отвратительный, нечестивый, нечеловеческий, внегалактический ужас, ненависть и невыразимое зло этого отродья черного хаоса и безграничной ночи. Когда я пишу эти слова, связанный с ними мысленный образ заставляет меня откинуться назад, чувствуя слабость и тошноту. Рассказывая об увиденном собравшимся в кабинете коллегам, мне приходилось бороться за ясность ума, чтобы не потерять сознание еще раз.

Не менее тронуты были и мои слушатели. В течение четверти часа никто из них не смел поднять голос выше шепота. Ученые боязливо обсуждали жуткие легенды из «Черной Книги», поминали недавние газетные сообщения о волнениях сект и прежние инциденты в музее. Гатанозоа

, чье самое малое изображение грозило стылой смертью… и жрец-еретик Т’юог, чей одинокий крестовый поход провалился из-за того, что свиток (истинный свиток, способный полностью или частично снять чары оцепенения) был подменен, – обе эти фигуры были связаны мощным артефактом, но дошла ли реликвия до наших дней? Все те неясные ремарки – «это точно он», «он предстал пред лицом Его», «он знает все, хотя и не может ни видеть, ни чувствовать», «он пронес память через века», «настоящий свиток может освободить его», «у Нагоба есть настоящий свиток», «только он скажет, где его искать»… к чему они нас ведут?

Первый луч зари вернул собравшимся ясность ума; трезвый взгляд сделал увиденное мною предметом табу, не нуждавшимся в каких-либо объяснениях.

Мы предоставили прессе лишь частичные отчеты, а позже, уговорившись с ней, умолчали и о других вскрывшихся обстоятельствах. Например, когда вскрытие показало, что мозг и несколько других внутренних органов окаменевшего фиджийца уцелели, хотя и герметично «запечатались» огрублением внешних тканей, это открытие так и не подверглось широкой огласке, хотя в некоторых кругах заинтересованных медиков и таксидермистов о нем до сих пор поминают с изумлением. Мы слишком хорошо понимали, куда завели бы все эти подробности желтую прессу в свете мифов о жертвах Гатанозоа с целым мозгом и сохранившимся сознанием.

Не располагая полнотой сведений, охотники за сенсациями, однако, уделили особое внимание тому факту, что один из двух проникших в музей правонарушителей – тот, что держал в руках свиток и, по всей вероятности, протянул его мумии через дыру в стеклянной витрине, – не подвергся окаменению, в отличие от своего спутника, не имевшего артефакта. Нам предложили поставить эксперимент: приложить свиток к окостеневшему фиджийцу и к самой древней мумии, – но мы, люди науки, отказались потворствовать мракобесию.