И тогда меня посетило довольно странное видение… некая смутная греза, не имевшая сколь-нибудь уловимой связи с миром привычных вещей. Мне почудилось, будто я увидел огромный храм на илистом берегу, под светло-малиновым небом, которое целая троица циклопических солнц наполняла своим сиянием. Может, это и не храм был, а нечто вроде гробницы, но стены этого сооружения отличались экзотическим цветом – оттенком между синим и фиолетовым. Под самыми облаками я различил силуэты неких летучих бестий; их кожистые крылья производили звуки хлопающего на ветру паруса.
Я подступил поближе к каменному исполину, и передо мной замаячил жутко высокий дверной проем. Внутри этого темного портала кружились какие-то тени – существа из дыма или эфира, передвигавшиеся странными хаотическими рывками. Следя за их метаниями, – что за необычный способ менять свое местоположение в пространстве! – я все больше и больше пугался непонятно чего, холодные пальцы будто сдавливали сердце. Казалось, вот-вот одна из этих теней выпростается навстречу мне из тьмы – и я погибну, буду затянут в это чернильное нутро, насильно втащен в кошмарный мрак; и что там, во мраке, со мной произойдет – вопрос, на который совершенно не хотелось искать ответа. Не в силах отвести взгляд, я обратил внимание на три влажных проблеска там, где мрак особо плотно сгущался, – один, второй, третий… То явно были
И мой страх нашел дорогу наружу, вылившись в дикий перепуганный вопль. Страх мой
Крик моментально рассеял наваждение. В следующий миг глазам моим предстала округлая крона и самое обычное,
И тогда меня осенило: следует сфотографировать дерево и показать Тевну. Возможно, такое необычное открытие совсем рядом с его вотчиной поможет ему выплыть из пучины привычного академического безразличия. Может, стоит рассказать ему и о сне, увиденном мною здесь. Достав фотокамеру, я сделал шесть детальных снимков дерева и некоторых подробностей пейзажа, обозримых с высоты, на которой находился; заснял я и одну из поблескивавших снежной шапкой вершин – если вдруг захочу возвратиться на это место, она послужит мне неплохим ориентиром. Покончив со съемкой, я вернулся к своей мягкой травяной перине. Было ли это место под сенью дерева напитано некими чужеродными чарами? Я чувствовал, что совершенно не хочу его покидать.
Глянув вверх, в густую крону, я полуприкрыл глаза. Ветерок гулял в ветвях, и тихое перешептывание листвы убаюкивало, погружая в безмятежное забытье. И вдруг сызнова перед глазами моими развернулась перспектива малинового неба с тремя солнцами. Три тени падали на землю! Вновь в поле зрения попал гробничный храм, насыщенный фиолетовый нарыв – казалось, будто я лечу по воздуху к нему, как душа без тела, попутно оглядывая чудеса этого захватывающего безымянного мира. Причудливые дугообразные карнизы здания вселяли в меня безотчетный страх, намекая, что этот пейзаж не лицезрел доселе ни один смертный, пусть даже и в самых дерзких прозрениях.
Огромная арка тьмы – высокий проход в храм – снова встала передо мной, и на этот раз я был-таки протащен через нее – в черное ничто, коему ни края, ни конца не наблюдалось. Я увидел пустоту, не подлежащую описанию моими языковыми средствами, – безоглядную и бездонную пропасть, где формы без имени и существа без плоти, столь же неуловимые и призрачные, как туманы, поглотившие Шамбалу, вели свою темную игру, рожденную не то безумием, не то горячкой. Моя душа сжалась. Я был ужасно напуган – кричал и вопил, чувствуя, что скоро сойду с ума, и затем, в этом амоке, бежал и бежал, не понимая, от чего так стремлюсь спастись. Этот отвратительный храм пустоты отпустил меня – и все же я понимал, что теперь должен буду, если не случится какого-нибудь чуда, явиться опять…
Я открыл глаза. Крона дерева больше не нависала надо мной. Я растянулся ничком на каменистом склоне, весь исцарапанный и помятый, будто после прорыва через густые заросли терновника. Стоило мне встать, как все тело протестующе заныло. Место было мне знакомо – с этого гребня глазам моим впервые открылась та «опаленная» земля! Да я, видать, не одну милю одолел бегом, притом в полнейшем беспамятстве. Хорошо хотя бы, что того дерева более не было видно. Брюки мои были разодраны на коленях – стало быть, часть пути я и вовсе прополз, точно зверь.