Шепчущий во тьме

К юго-востоку от Хэмпдона, недалеко от извилистого ущелья реки Салмон, находится гряда крутых скалистых холмов, которые не поддаются никаким усилиям по их освоению со стороны местных хозяйственников. Каньоны слишком глубоки, а склоны чересчур круты – те места годятся лишь для сезонного выпаса скота. В последний раз, когда я посещал Хэмпдон, этот регион, известный как Адский акр, был частью лесного заповедника Синегорье. Нет тут и дорог, связывающих эту изолированную местность с внешним миром, и жители холмов скажут вам, что это, вестимо, надел, перенесенный прямиком с переднего двора самого дьявола. Существует местное поверье, будто в этих краях водятся привидения, но чьи они, какова их природа – похоже, никто не знает. Местный люд не отваживается бороздить эти овеянные мистической славой просторы, ибо верит историям, услышанным от индейцев не-персе[81], избегающих этого региона на протяжении бесчисленных поколений, – по их словам, обитают там некие потусторонние бесы-великаны. Конечно, я не мог пройти спокойно мимо подобных безмерно любопытных домыслов.

В первый – и, благодаренье Богу, последний – раз я наведался в Адский акр, будучи в гостях у Константина Тевна в Хэмпдоне летом 1938 года. Тевн занимался написанием трактата по египетской мифологии, и бо́льшую часть времени я довольствовался компанией самого себя, разглядывая из окна дома на Сигнальной улице печально известный Особняк Пирата[82], возведенный Эксиром Джоунсом более полувека назад.

Утро 23 июня началось для меня с прогулки среди окрестных холмов причудливых форм – семь часов еще не пробило, и они и впрямь выглядели фантастично. Должно быть, я был примерно в семи милях к югу от Хэмпдона, прежде чем заметил что-то необычное. Я взбирался на травянистый гребень, возвышавшийся над особо глубоким каньоном, когда наткнулся на местность, полностью лишенную обычной пучковатой травы и сорняков. Она простиралась на юг, вдаль по многочисленным холмам и долинам. Сначала я подумал, что прошлой осенью здесь бушевали лесные пожары, но, осмотрев получше дерн, понял, что не нахожу ни следа от пепелища. Близлежащие склоны и овраги выглядели ужасно изуродованными и опаленными, как будто какой-то гигантский факел закоптил их, уничтожив всю растительность. И все же – никаких признаков пожара!

Я двинулся дальше по смолистому чернозему, на котором не росла трава. Направляясь примерно к центру этой проплешины на лоне природы, я начал замечать странную тишину. Здесь не было ни жаворонков, ни зайцев, и даже насекомые, казалось, покинули это место. Я взошел на вершину высокого холма и попытался оценить, далеко ли простирается этот промежуток безмолвности, – и вот тогда и увидел то одиноко стоящее дерево.

Оно торчало на холме и привлекало внимание тем, что было очень… неуместным. На протяжении многих миль я не видел ничего подобного: кусты терновника и ежевики росли в неглубоких оврагах, но взрослых деревьев не было. Странно было обнаружить одно такое на возвышении.

Я пересек два крутых каньона, прежде чем добрался до него. Оказалось, передо мной не сосна, не пихта и не тик. За всю свою жизнь я не встречал ничего подобного – и по сию пору не встретил, чему несказанно рад.

Больше прочих пород оно напоминало дуб. У него был массивный кривой ствол, не меньше ярда в диаметре, в семи футах от земли начинавший щетиниться топорщащимися в разные стороны длинными ветвями. Округлые листья были удивительно похожи друг на друга размером и рисунком. Кора выглядела выписанной маслом на холсте, но все же, могу поклясться, была настоящей. Я уверен, то было вполне реальное дерево – пусть даже Тевн позднее убеждал меня в обратном.

Я помню, как взглянул на солнце и решил, что было около десяти часов утра, хотя с часами не сверился. День намечался знойным, и я немного посидел в раскидистой тени огромного дерева. Затем посмотрел на высокую траву, которая цвела под ним, – еще одно странное явление, если припомнить бесплодные пустоши, по которым я сюда дошел; дикий лабиринт холмов, оврагов и обрывов окружал меня со всех сторон, хотя возвышенность, на которой я сидел, была гораздо больше любой иной в радиусе нескольких миль. Я посмотрел далеко на восток – и вскочил на ноги, испуганный и изумленный. Сквозь голубую дымку вдалеке мерцали горы Биттеррут! В радиусе трехсот миль от Хэмпдона нет другой гряды заснеженных вершин; и я знал, что со своей высоты вообще не должен был ее видеть. Пару мгновений я созерцал это чудо, и вдруг меня охватила внезапная дремота. Растянувшись в высокой траве под деревом, я отстегнул фотоаппарат, снял шляпу и расслабился, глядя в небо сквозь зеленые листья. Веки сами собой начали слипаться.