Шепчущий во тьме

Рассказ написан в июле 1917 года и впервые опубликован в ноябре 1919-го в журнале “The Vagrant”. Входит в «знаковую» для американских читателей и фанатов антологию «Дагон и другие жуткие рассказы» (1986), выдержавшую множество переизданий. Рассказ относится к раннему творчеству автора, в нем впервые появляется один из «лавкрафтианских» лейтмотивов – осознание главным героем ничтожности человечества в мире, где властвуют некие скрытые безымянные силы. Дагон (многократно упоминаемый как бог Глубоководных в «Мгле над Иннсмутом») – идол западных семитов, покровитель рыбалки. Культ Дагона был распространен у филистимлян и племен, заселявших правый берег среднего Евфрата, изображавших его как тритона – мужчину с рыбьим хвостом вместо ног. У него нет активной роли в главных мифах и легендах, где он обычно лишь упомянут как отец Ваала. Дагон встречается в угаритских списках жертвоприношений, что, вероятно, подтверждает его важность также и для религии угаритов (как минимум один из двух основных ее храмов мог быть храмом Дагона, где ему приносили жертвы). Однако ни один древний текст точно не проясняет ни природу, ни происхождение имени этого божества (одна из этимологических гипотез связывает имя с др. – евр. ‏דג («даг», «большая рыба»).

Крысы в стенах

16 июля 1923 года, как только последний рабочий закончил свои труды, я переехал в Экзем-Прайори. Реставрация была грандиозным проектом, поскольку от давно заброшенного здания осталась только стенная кладка. Однако этот замок был колыбелью моих предков, и я не считался с расходами. Здание было необитаемым со времен Якова I, когда ужасная и почти необъяснимая трагедия унесла жизни хозяина замка, его пятерых детей и нескольких слуг. Эта же трагедия погнала прочь от страха и подозрений третьего сына барона – моего прямого предка и единственного выжившего представителя проклятого семейства.

Когда наследник барона был объявлен убийцей, поместье перешло к короне. Наследник не пытался оправдаться или вернуть свою собственность. Охваченный бо́льшим страхом, чем могут пробудить угрызения совести и закон, он горел одним паническим желанием: никогда не видеть древнего замка и целиком стереть его из памяти. Так Уолтер де ла Поэр, одиннадцатый барон Экземский, бежал в Вирджинию и стал родоначальником семейства, которое к началу следующего столетия было известно под фамилией Деллапор.

Экзем-Прайори оставался необитаемым, хотя позже был присоединен к владениям семьи Норрисов и вызвал большой интерес ученых, изучавших его сложную архитектуру: готические башни на саксонском или романском основании, с еще более древней кладкой фундамента – римских и даже друидических или кельтских времен, если верить домыслам. Фундамент был очень своеобразным и с одной стороны вплотную примыкал к высокой известняковой скале, с края которой бывший монастырь смотрел в пустынную долину, в трех милях к западу от селения Энчестер.

Архитекторы и археологи обожали исследовать этот необычный памятник ушедших столетий, но местные жители ненавидели его. Ненависть эта зародилась сотни лет назад, еще когда здесь жили мои предки, и не остыла до сих пор, хотя зданием давно завладели мох и плесень. Я и дня не успел пробыть в Энчестере, как услышал, что происхожу из проклятого рода. А на этой неделе рабочие взорвали Экзем-Прайори и сейчас сравнивают развалины с землей. Я всегда неплохо знал генеалогическое древо нашей семьи, как и тот факт, что мой первый американский предок уехал в колонии при странных обстоятельствах. Однако с деталями я не был знаком, поскольку Деллапоры всегда умалчивали об этом. В отличие от других плантаторов по соседству, мы не хвастались предками-крестоносцами, героями Средних веков или эпохи Возрождения. Не уцелело никаких документов, кроме запечатанного конверта, который до Гражданской войны передавался отцом старшему сыну с наказом вскрыть после его смерти. Основания для гордости были добыты нами уже после иммиграции, и наше семейство уважали в Вирджинии, хотя и считали немного замкнутым и необщительным.

Во время войны удача изменила нам, и вся наша жизнь переменилась после сожжения Карфакса[19], нашего дома на берегу реки Джеймс. Во время того безумного погрома погиб мой престарелый дед, а вместе с ним пропал и конверт, содержавший все наше прошлое. Мне тогда было семь лет, но я хорошо помню тот пожар – крики солдат-федералистов, визг женщин, стенания и молитвы негров. Мой отец в это время был в армии, оборонявшей Ричмонд, и после многочисленных формальностей нас с матерью пропустили к нему через линию фронта.

После войны мы все переехали на Север, откуда была родом моя мать; там я вырос, достиг средних лет, разбогател и стал настоящим янки. Ни я, ни мой отец не знали о содержимом семейного конверта; я втянулся в обыденность массачусетского бизнеса и потерял всякий интерес к тайнам, несомненно таившимся в глубине нашей семейной истории. Если бы я только подозревал, с чем они связаны, с какой радостью я оставил бы Экзем-Прайори его плесени, летучим мышам и паукам!