Шмуц

– Ты складываешь туда монетки, а когда копилка наполняется, относишь ее в банк и меняешь на купюры. Если свинка достаточно большая, можно получить несколько десяток или двадцаток. У меня такой большой не было. Короче, я перестала класть деньги в свинку, потому что мама вечно ее грабила, чтобы покупать штучные сиги. Этот банк пожирал мои деньги. Выкуривал.

– Штучные сиги? – спрашивает Рейзл.

– Господи, подруга, тебе и слова без словаря не скажешь.

Рейзл краснеет. Сэм права. С ней Рейзл узнает больше, чем на всех парах вместе. Если только Сэм от нее не отвернется. Если не решит, что ее раздражает все время что-то переводить.

– Это сигареты, которые продаются поштучно, не целой пачкой. Ты курила?

Рейзл бормочет, что курила, и надеется, что Сэм не станет задавать вопросов. Потому что целую сигарету она не выкурила. Шлойми как-то оставил зажженную бумажную трубочку на пепельнице рядом с открытой гемарой на обеденном столе, до того как мами запретила курить в доме, и Рейзл, увидев, что она осталась без присмотра, решила отодвинуть пепельницу с сигаретой подальше от книги. Но как только тонкая палочка оказалась между ее пальцами, она почувствовала себя старше, изысканнее; хотя девушкам нельзя курить, Рейзл зажала сигарету губами и вдохнула через нее. От пламени в горле ее чуть не стошнило – горький, ужасный вкус. Она положила сигарету обратно, на край пепельницы.

Один вдох считается? Для Рейзл – да.

– Ну тогда ты знаешь. Если денег много, покупаешь пачку. Если ты на мели – одну штуку. Минус пятьдесят центов из свинки.

Рейзл представляет банк в форме свиньи. Настоящий банк на улице, розовый, с приплюснутым носом спереди и ушами по бокам, похожими на крылья.

– Я не понимаю, – говорит Сэм. – Ты учишься на бухгалтера, с математикой проблем нет. Ты никогда не прятала деньги в детстве? Не было такого места? – Сэм сжимает большой и указательный пальцы, опуская монетку в воображаемое отверстие.

Жест напоминает Рейзл опускание денег в цдаку[41], только эти деньги идут не на благотворительность, а от свинки к банку. Или от свинки к сигам.

Зачем кому-то класть деньги в свинью, пусть даже в игрушечную? Странно. Хотя, может, не более странно, чем прятать деньги в лифчиках, в ящике с бельем, в носках, в книгах на полке.

Убрать «не»

Следующим утром Рейзл встает в темной и холодной комнате, чтобы произнести утреннюю молитву.

«Благословен Ты, Г-сподь Б-г наш, Царь Вселенной, одевающий нагих, открывающий глаза слепым, освобождающий узников».

Без этих благословений зимний день начаться не может. Это настолько глубокая привычка. Молитва нужна не только а-Шему, но и ей самой. Неважно, что она делала ночью, и неважно, сколько часов в день она будет поглощать порно, а затем скрывать это, – она верит, что а-Шем слышит ее молитвы.

Даже если то, о чем она молится, пока не происходит, Рейзл молится страстно. Она верит, что может прибавить свое рвение к воле а-Шема, сделать их ближе.

Но благословить а-Шема за то, что Он сотворил ее по Своему желанию, – сегодня она не может этого сделать.

А-Шем не мог желать, чтобы она была зависимой от порнографии.

Она никогда раньше не слышала этого слова – «зависимая», – пока его не произнесла доктор Подгорец. Она его загуглила и, как всегда, получила от интернета нужную информацию – и не только. Она узнала о людях, которые хотят чего-то так сильно, что делают больно себе, делают больно другим, даже убивают ради этого. Люди бывают зависимы от денег, азартных игр, одежды, обуви. От домов, машин и сумочек. От наркотиков, алкоголя, еды, сигарет. От того, что иногда бывает полезно, и от того, что всегда вредно. Люди бывают зависимы от настоящего секса, не от видео с сексом, как она. Если верить интернету, люди зависимы от всего на свете. Есть лекарства, по крайней мере способы лечения, но если посчитать всех, кто не хочет помощи, и всех, кому лечение не помогает, – зависимых намного больше, чем исцеленных.

Так какой она должна быть, по задумке а-Шема?

Если а-Шем хочет, чтобы она была такой, как сейчас, зависимой, это довольно жестоко. А стать такой, какой она была раньше, до порно, кажется уже невозможным, слишком большое чудо даже для а-Шема.

Грешно так думать! Один грех за другим! Смотреть порно и потом думать, что а-Шем не может уничтожить порно! Ведь это она не следовала правилам, не оберегала себя от собственных слабостей. Надо было слушать раввинов, которые запретили интернет.

Рейзл опускает глаза на молитвенник, перечитывает слова, которые давно выучила наизусть.

Намного проще понять, чего а-Шем хочет для мужчины: просто не быть женщиной. В отличие от женского благословения, напечатанного мелким шрифтом, мужское благословение выведено в молитвеннике крупными буквами. «Благословен Ты, а-Шем, – говорят мужчины каждое утро, – за то, что не создал меня женщиной». Это говорят ее братья, тати и зейде.

Будь она мужчиной, она могла бы сидеть в первых рядах в шуле. Могла бы держать Тору, вести молитву остальных. Могла бы стать раввином, целыми днями изучать Гемару. А по ночам Рейзл-мужчина могла бы ездить в метро!