Шмуц

– Я отведу ее домой, – говорит мима Фрейди. Когда тетя берет ее за плечо и ведет домой, Рейзл не чувствует себя королевой, скорее пленницей.

Последний рабочий день

Рейзл удается уговорить мами отпустить ее на работу без сопроводителя, потому что в кабинете ребецин она будет не одна. А пропустить работу никак нельзя. Сегодня зарплата.

Рейзл не хочется говорить ребецин, что сегодня ее последний день, пока она не получит деньги в руки, но – и вот в чем дело, – хоть она и скоро выходит замуж, хоть она и уволилась в своем воображении уже сотни раз, уже сотни раз представляла, как раз и навсегда уходит из офиса и идет по Сорок седьмой улице, на самом деле ее голова лежит на столе ребецин.

Ребецин никогда не была такой требовательной, такой резкой. Что теперь не так?

Рейзл хочется уйти. Но она не уходит. Она говорит себе: «Это все в последний раз».

Ребецин словно чувствует, что работа Рейзл подходит к концу, и поэтому особенно растягивает ритуал. Отказывается давать Рейзл работать. Делать бухгалтерские дела.

– Оставь на столе, – говорит она, указывая на гроссбух. – Ты нужна мне здесь.

Она подзывает Рейзл к своему столу.

В порно есть целый отдельный жанр – штупание в офисе. Декорации – моргающие мониторы, проводные телефоны, доски с объявлениями, крутящиеся стулья и, конечно же, в центре внимания – столы, заменяющие кровати. Лакированная мебель, к которой каким-то образом не липнет тухас. Женщины с раздвинутыми ногами и кто-то орудующий там языком.

Ребецин просит Рейзл дотянуться до другого конца стола, до папок, лежащих на фотографии с какого-то банкета. Для Рейзл, глаза которой находятся над самым стеклом, лица мужчин растянуты, размыты – бледный водоворот из темных шляп и темных бород. Интересно, кто из них раввин и что произошло с ними, что ребецин теперь хочется такого

?

Ребецин ведет себя все более и более странно. Когда Рейзл начинает выпрямляться, чтобы передать папку, та говорит ей замереть и кладет клюку на спину Рейзл. Не чтобы ударить ее, просто чтобы – почти нежно – ее там удержать, и Рейзл лежит на животе, клюка прижимается к ее позвоночнику, ее тухас.

Что ребецин делает у нее за спиной? Если бы Рейзл смотрела на это со стороны, как на видео, она бы знала: камера переместилась бы с лица Рейзл на ребецин.

Но это жизнь, а не видео, поэтому все наоборот: Рейзл не видит ничего и пытается ничего не чувствовать, перекрыть свое воображение, перекрыть все ощущения. Рейзл отвлекает себя шумными мыслями.

Рейзл, лежа на столе, старается думать о том, что у нее есть собственные деньги. Перед работой она проверила все свои банки: под стелькой одного из ботинок; в чехле на молнии, где висит белое платье, которое Рейзл надевает только на Йом-Кипур; в корешке старого потрепанного молитвенника; также она прошлась по всем заначкам в комнате зейде, теперь ее комнате, – Рейзл хранила там три тысячи сто семьдесят два доллара, все, что накопилось за годы присмотра за чужими детьми и работы на ребецин. Работы, которая не вписывается ни в какую категорию. Это не порно – нет камеры, нет зрителей. Никто не узнает об этом, кроме них. И это не секс, конечно же, не такой, какой, будь на то воля а-Шема, случится у них с Мойше через несколько дней. Это не порно, не секс, не бухгалтерия. Просто работа. За которую ей платят. Она уже достаточно заработала.

Рейзл хочет, чтобы работа кончилась. Она начинает считать в уме. Считать не доллары, а секунды. Против воли Рейзл издает стон. Клюка исчезает, но Рейзл не двигается, ждет, что произойдет дальше.

Когда Рейзл наконец решает встать, ребецин передает ей конверт.

– Шкоах, Рейзл, – говорит она.

* * *

Вечером после работы Рейзл плачет в туалете. Она заперлась, но мами пытается ее выманить.

– Нет, мами, нет. Я не могу выйти замуж.

– Ой, мамале, ну не плачь. А то на фотографиях пятнами пойдешь.

– Скажи Мойше, что хассене

не будет. Я не могу.

– Ты просто боишься, как и любая калле. Скоро ты все поймешь. Твое стекло разобьется.

Но Рейзл боится не как любая другая невеста. Она не уволилась. Сегодня был не последний рабочий день. Она не смогла сказать ребецин, что больше не вернется. Как она объяснила бы семье, хосну, что ушла? Он рассчитывает на ее зарплату, она нужна им. Для новой квартиры. Для его образования. Для их будущей семьи.

Последние дни перед свадьбой, когда ей совершенно нельзя видеться с Мойше, его образ ее не покидает. Самый мрачный образ: она лежит под мужем и не может дышать, она не выдерживает его веса, его движений, его толчков. В ее кошмаре Мойше держит трость. Он прижимает ее к кровати и не дает встать.

Наставница калле

– Важно знать, – говорит наставница кал- ле. – Как делать хосна счастливым. Ты умеешь готовить?

Рейзл немного раздумывает.