Сквозь седые хребты

Долго не мог заснуть после известия, которое передал Куприян Федотыч. И посидеть еще над бумагами вдруг расхотелось. Задремал около полуночи. Приснился сон. В светлой залитой яркими лучами солнца беседке совершенно пустынно. Силится он шагнуть, а ноги словно чужие. И вдруг сбоку рядышком в резной проем белоснежной беседки просунулась конская морда и заржала, показывая крупные лошадиные зубы…

Охнул Алексей Петрович в глубоком сне и очнулся, вздрогнув всем телом. Сильно занемела неловко согнутая левая рука. «Надо же лошади присниться!..» И снова провалился в дремоту.

Утром сверлила неотступно мысль: «Лошадь снится ко лжи…» Чтобы развеяться, отправился сразу после завтрака к насыпи. Разбирая путейские инструменты, рабочие расходились по полотну железной дороги. В низине у речки стоял плотный туман. На востоке над сопками, по вершинам которых плыли клочья белой пелены, пробивались, золотя небо, первые лучи солнца. Где-то недалеко слышна кукушка. Прокукует и смолкнет, будто сама к себе прислушивается. Потом опять: ку-ку, ку-ку.

– Алексей Петрович, подкладки с костылями кончаются, – обратился с просьбой десятник. – Велите подводу отправить?

– Куда?

– До Таптугар

– Это сколько же времени займет по грунтовке?

– Туда-назад часов шесть уйдет. Но на два дня будем обеспечены крепежным материалом. А дрезину ждать, так она, может, с Могочи до вечера не появится. Время жалко терять. Погода нонче устоялась. Покуда дождей нет, надобно колею шить.

– Давайте, – махнул рукой Покровский, – отправляйте…

Почему-то в этот день на душе было совсем нехорошо. Кажется, и дела на трассе идут без проволочек. Северянин с раннего утра на первой дрезине отправился с объездом и промером полотна в западном направлении. Но сон не шел из головы. «Весьма мнительный стал», – ругал себя мысленно Алексей. Вдруг вспомнилось, как первый раз он ехал в стойбище к таптагирыканам. Молодой инженер в ту пору учился ездить верхом. Помогал Митрофан. Замирая от мысли, что может в любую секунду свалиться под ноги гнедого в грязь, он вцепился побелевшими от напряжения пальцами в луку седла. Коня звали Маслак. Алексей осторожно дотрагивался каблуками до боков животного, стараясь, чтобы тот послушно двигался по раскисшей лесной тропе. Она петляла меж высоких лиственниц. Временами совсем терялась в густых зарослях, мокрых от утренней росы. Опять начал накрапывать дождь. Повсюду валялся колодник. Вперемежку с высокими елями стояли склонившиеся набок стройные недоростки-елочки. Осина чередовалась с березой, листвянка с сосной. А в подлеске больше всего росло пушистой ольхи и черемухи. Но там чернели и вовсе непролазные заросли. То и дело Алексей наклонял голову, стараясь не задевать мокрых веток, с которых капала дождевая вода, норовя попасть непременно за шиворот. Алексею это не доставляло удовольствия, напротив, одна из неприятнейших вещей, с чем приходилось сталкиваться здесь в летнюю, а еще хуже, в осеннюю пору, когда холодная влага течет за воротник. А в сухую погоду донимали оводы, которых местные жители называли паутами. Вечером нападали кровопийцы комары. На болоте, просто в сырых таежных местах или на мари господствовал гнус, мелкая черная мошка с выпученными глазами, которая мчится по воздуху, пока не вопьется во что-нибудь живое. Таковым чаще оказывался человек, а если еще точнее, то строитель железной дороги. Гнус, не разбирая рангов, допекал одинаково, что путейца или землекопа, что инженера или приехавшего с проверкой чиновника из стройуправления.

Мучения, которые человек испытывает летом в тайге, трудно описать, их надо испытать лично на себе. В сильный солнцепек даже птичек не слышно. В раскаленном воздухе только мечутся и жужжат насекомые.

Из сырого распадка конь вынес Покровского на взгорок, где сквозь тайгу вела маломальская тропа. По конскому крупу хлестали ветки. Здесь было суше. Тянул свежий ветерок, обдувая с листвы лишнюю влагу.

Путь в стойбище инженер знал. Митрофан наказал, чтобы он доверился чутью Маслака, который в сторону с тропы не уйдет. К тому же Митрофан успокоил тем, что будет следовать позади, может быть, метрах в пятистах. «Если сразу начнете привыкать к тайге, то сможете быстрее освоить ее. Поначалу с кем-то, а лучше самостоятельно. Вам же пользы будет больше. Станете ориентироваться не хуже местных орочонов…»

С перевала сопки открывалась завораживающая панорама синей тайги. В иных местах она казалась зеленоватой и похожей на море. Алексей замер в седле. Где-то в вышине, в просвете рваных лиловых туч мелькнуло солнце, и тотчас заиграла дугой разноцветная радуга, одним концом выходя из-за хребта, опоясала полнеба, другим упираясь в низину, где текла река Урюм…

…«Давно не проведывал старого таптагирыкана, – думал о Чохты Покровский. – Надо бы собраться в гости, когда стойбище переместится с Олекмы ближе к железной дороге».

Странные тяжелые предчувствия не покидали Покровского до самого вечера.

*