Сквозь седые хребты

– Так. Вот ведь дурачок. И это еще мягко сказано. В Петербурге в «Астории», набравшись в стельку, давай кричать, что, мол, скоро из Сибири вернутся инженеры-путейцы и поставят всех на рога. Взялся драться с ресторанным цыганом, доказывая, что инженеры на Транссибе ничуть не хуже декабристов. Они гниют, мол, на великой стройке века, а он, скрипач, обслуживает петербургских буржуев, и знать больше ни о чем не желает, продав за чаевые и ресторанные подачки свое российское самосознание. Дальше – больше. Ударил какого-то чина в гражданском костюме, а тот оказался из жандармской конторы. Вызвали городовых. Ферапонт все кричал, что сибирская железная магистраль – мощь России, железный хребет ее восточной окраины. А ему, Ферапонту Стрелецкому, кстати, тоже имеющему диплом инженера-путейца, желательно знать, чем державная власть отплатит тем, кто ее сейчас сооружает… Словом, загремел бедняга, друг сердечный, в камеру со всеми вытекающими последствиями. Ко всему еще он оказался в числе неблагонадежных. Фамилия фигурировала в черном списке по делу одной петербургской организации.

– Крамола? Подпольщики, прокламации. Боевики-бомбисты? – уточнил Магеллан.

Покровский промолчал.

– Тогда совсем дело дрянь.

– Не то слово…

– Глядишь, еще и свидеться здесь доведется, – вздохнул тяжело Магеллан и отставил кружку с чаем. – Вот тебе и рестораны, дамочки в номерах, шампанское и цветы.

– Хорошо закусить Феня всегда любил. Имел такую слабость, тот еще гурман, – заметил с грустью Покровский. – Помнится, всегда непременно заказывал кулебяку с осетринкой, калью с черной икрой и маринованными огурчиками, засахаренный миндаль, кутью с мармеладом. Благо деньги позволяли, из семьи-то Феня весьма зажиточной. Щедро угощал и нас, сокурсников, многие из которых перебивались картофельными котлетами да жареной гречневой кашей с луком. И как теперь на тюремной-то баланде? Хотя, впрочем, не это важно. Главное, как и когда, словом, каким образом ему из казематов выбраться?..

– Если образумится, выйдет, – подметил молчавший все это время Северянин. – Все перетрется… Но времени уйдет на это немало…

– Жалко его, печально за него. Такая судьба, что ли уготовлена неугомонной романтической натуре, какую имеет Феня? – добавил Покровский. Помолчав, посмотрел на Магеллана и Северянина и неожиданно добавил:

– Ладно, поделюсь с вами одним моментом. Только не пытайте, откуда сие мне стало известно.

Оба собеседника тотчас замерли, ожидая нового известия.

– Ситуация вокруг Ферапонта осложнена тем, что он, скажем так, сделал ноги к энной сумме денег, выданных ему, якобы для конспиративной работы, той самой подпольной организации, членом которой он состоял. А ресторанная потасовка – это так, несерьезно, блажь и не более.

– Ничего себе поворот. Теперь не эти, у кого сидит, так те, кто деньги дал, могут достать. Переплет, конечно, дикий, – понизив голос, отозвался Магеллан. – И как еще все обойдется?..

*

Всякий раз вечером, при свете стеариновой свечи или керосиновой лампы, садясь за дощатый стол, чтобы оформить на бумаге свои впечатления за пройденный день, Алексей корил себя за то, что не начал вести дневник сразу по приезду на строительство. Успокаивался мыслью, что многое отразил в письмах к Ирине в Петербург. В них он, как всегда, подробно описывал происходившие события.

«… Очень много труда, упорства и сил приходится отдавать при возведении насыпей, пересекающих заболоченные долины. Рабочие вяжут плоты. С плота на плот настилают катальные доски. Разжиженный грунт с марей наливают черпаками и ведрами, а затем отвозят вонючую, насыщенную остатками растений кашицу тачками туда, где возводятся насыпи. После работы в ледяной воде люди простывают, и ревматизм одолевает многих. Не слаще приходится грабарям. Для подвозки грунта на двухколесных повозках они складывают гати. День-два, и гати расползаются. Довелось на днях держать в руках летопись тюремного ведомства. Интересен и печален такой случай. После обильных дождей временная полевая дорога, при строительстве которой срезали растительный слой и обнажили вечную мерзлоту, превратилась в широкую канаву. В ней завязли три лошади с подводами. И ни лошадей, ни повозок люди вытащить не смогли. Вообще, местность в здешних краях так заболочена, что железнодорожный путь, уложенный на систему продольных и поперечных лежней, под первыми же поездами рискует погрузиться и скрыться в жиже. Поэтому везде выкапываются канавы и даже небольших размеров каналы, позволяющие и при незначительных уклонах местности осушать широкие полосы болота вдоль будущего рельсового пути или временной гужевой дороги. Много сил отнимает подготовка площадок под рабочие поселки и станции, как среди скальных россыпей, так и среди заболоченных низин».