Сквозь седые хребты

Девушка раскинула руки, лежа на мягких атласных подушках. Прекрасный букет привораживал, заставляя учащеннее биться сердце. Закрыв глаза, вдруг представила свежий номер «Санкт-Петербургского вестника». Ирина почти наизусть знала большую статью о строительстве в Сибири железной дороги. «…Сибирское население диву дается. Вот уже несколько лет, как приехали инженеры путей сообщения и ведут прокладку последнего участка – Амурского – великой Транссибирской магистрали. Инженеры – люди новые, приезжие, со светлыми пуговицами, в форменных мундирах. И чудеса – никому до сих пор не пытались своротить скул, надавать оплеух, упечь под суд».

«Почему нет писем, совершенно никаких вестей? – терялась в догадках Ирина. – Сейчас рождество, а последний конверт от Алеши пришел еще до Покрова. Что там случилось? Отчего так тревожно на сердце? Вот и вчера. Замечательный бал у Ростоцких. Столько впечатлений. А я, слушая забавные истории господина штабс-капитана, казалось, и не слышала. Каков же бравый офицер! Да. Виделась один раз. Маленькой девочкой. Как-то ездили в гости к его родителям. Помнится стройный юноша. В форме при погонах. Как раз оканчивал кадетский корпус, куда нынче собирается и Павлушка. Изыскан в обхождении, разговоре. Читает стихи на французском. Как папенька о таких говорит? Офицерская косточка? О, какое сравнение? Второе слово как-то не совсем, однако, звучит, но вообще-то смысл, вероятно, имеется. И странно, что в военной среде – строгой, умной и порядочной – могут вспыхивать конфликты. Хорунжий? Это тоже офицер? Да. Офицер. Две звездочки на просвете. Только казачий. Сказали, что из грузин. Тогда многое объясняется. Горячая южная кровь… А где же капитан отыскал цветы? Однако, внимателен…»

Ирина протянула с подушек руку и пальчиками дотронулась до нежных розовых лепестков.

«Прелестно пахнут. А на окнах лед. А за окнами снег. И холодно. Рождество», – подумалось ей…

*

– Дивно, – удивлялся Митрофан, поворачивая голову в разные стороны. – Недавно шумела вековая тайга, а сейчас одни пеньки остались. Правда, веселит душу новенькая «железка».

– Не берите близко к сердцу, – отвечали ему пассажиры, сидевшие в коляске. – При своей-то широте тайга просто уступила немного территории для линии, станций, поселков. Позже уступит и для городов.

– Городов? – удивился Митрофан.

– А вы как думали, старче? – беседовали по дороге с возчиком вежливые чиновники. Оба добирались до участка инженера Покровского. Люди служивые. В черной форме с блестящими пуговицами, в которых отражались лучики осеннего солнца. Природа увядала. Скоро ветра понесут, обнажая кроны деревьев, пожухлую листву и ударят крепкие заморозки.

– Наступит время, – продолжил, развивая мысль, один из чиновников, – и по обе стороны рождаемой на ваших глазах магистрали, вырастут города. А под нашими ногами лежат несметные сокровища в виде рудных запасов. Закипит здешний край. Забурлят производством рудники, шахты, карьеры, заводы…

– Диковинные рассказы рассказываете, господа начальники, – полуобернувшись, бодро тряхнул бородой Митрофан. Блеснули, оживленные картиной будущего, его помолодевшие глаза.

Своих пассажиров он вез с разъезда Кислый Ключ, куда они доехали на дрезине. Сейчас проезжали разъезд Пеньковый. Желтеет свежеструганный сруб жилой казармы. На бугорке рядом с линией – станционный домик. Возвышается над разъездом, словно капитанский мостик на корабле… Неподалеку, в низине, притулилась маленькая аккуратная банька. Из трубы курился дымок. Дальше располагался бревенчатый амбар или склад, или пакгауз. Позади строений протянулась ровная изгородь.

Последний раз Митрофану доводилось бывать здесь в июле. В крохотном огородике на ровных черных грядках зеленели свекла, морковь, репа. Ровными рядами стояла картофельная ботва. Семена овощей пеньковским жителям дал знакомый железнодорожник из Таптугар. Он уже приспособился выращивать и картошку, и капусту, и даже огурцы. Для них из коровьего навоза складывают парники. А солят огурцы в бочках. Кладут рядами. Добавляют листья смородины и укроп. Заливают соленым рассолом. Такой замечательно вкусный посол получается. Особенно хороши соленые огурцы с вареной картошкой…

Митрофан опять обернулся к пассажирам:

– Я говорю, ишо вчера здесь одни бурундуки да белки мелькали на деревьях, а сегодня вон рельсы блестят, баня топится, люди живут…

Коляска проехала мимо молодой подломленной березки и разрушенного большого муравейника.

– Какого кривого занесло куды! – чертыхнулся Митрофан. Понимая необходимость вырубленной просеки под полотно трассы, старик болезненно воспринимал бессмысленность погубленной природы.

Где-то впереди железным филином ухал паровоз. Стукались буферами вагоны рабочего поезда.

– Небось, устали? – спросил Митрофан своих пассажиров.

Те согласно кивнули.