Читаем Сквозь седые хребты полностью

В депеше, подписанной ротмистром Муравьевым и Зеестом, указывалось, что в связи с прошедшими на днях волнениями среди рабочих на соседней Забайкальской железной дороге, требуется проявить особую бдительность по отношению к каторжанам, осужденным по политическим мотивам. Обо всех выявленных случаях какой-либо агитации или даже намеке на данные действия немедленно сообщать в полицейское отделение в Могочу. Особенное внимание необходимо обратить на Ивана Бурова, состоявшего членом РСДРП.

«Ивана Бурова», – мысленно повторил это имя Покровский, прочитав депешу до конца. Он слышал от того же Северянина, что на территории Забайкалья существуют марксистские кружки, слышал о прокламациях, распространяемых якобы по инициативе читинских железнодорожников, работающих в тамошних ремонтных мастерских. Не раз в дистанции упоминали забастовки рабочих на станциях Маньчжурия и Оловянная соседней Забайкальской дороги.

«Значит, политика. Политика, значит, – мысленно повторял Алексей, отрешенно перекладывая с места на место служебные бумаги. – Ко всему еще политика. Волнения», – его размышления прервал приход Куприяна Федотыча.

– Жахнул мороз после снежка, – протянул он руки к печке.

– Нарочный доставил циркуляр, – сообщил Алексей.

Прочитав бумагу, Северянин сказал:

– Что ж, того и следовало ожидать, батенька. Дошел и до нашенских мест черед…

– В каком смысле?

– Сие предписание означает, что мы с вами несем теперь личную ответственность за политику на участке. Точнее, отвечаем за то, чтобы духу ее не было здесь.

– И что надо предпринять? Что делать-то в таком случае?

– Вероятно, то, что и сказано в бумаге. Контроль, надзор и прочие страсти-мордасти для смутьянов-агитаторов.

– Выходит, мы как бы полицейский наказ выполняем?

– Выходит, так, – согласился Северянин.

Последние слова Куприяна Федотыча показались Алексею чересчур спокойными. Странно, но тот воспринял практический смысл полученной депеши очень сдержанно. А через пару минут вообще перевел разговор на другую тему.

– Надо бы печку переделать. Привезти кирпичи. Кирпичная-то лучше железной греет. Держит тепло до утра. А эта «буржуйка» на дрова дюже ненасытная. Выстывает моментально. Да еще и побелить можно. Все-таки культурнее, чем из дикого камня очаг…

На Алексея же нахлынули тревожные мысли, нехорошее предчувствие, вызванное сообщением сверху о возможных смутных событиях на участке. А ведь только что намеревался обратиться к Зеесту по поводу отпускного листа…

– Не испить ли чайку, Петрович?

– Давай, – словно очнувшись, ответил Алексей. – Кажется, немножко сахара осталось.

Края жестяных кружек горячие. Пили мелкими глотками.

– Ну, что? Насчет кирпичной печки?

– Надо погодить. Скоро, должно быть, переедем на новое место. Эту пока можно подремонтировать. Будем и ее, и «буржуйку» топить. Морозы-то еще какие держатся… На тридцатой версте плотники рубят разъезд. Сам знаешь. Надо там начинать обживаться. После стыковки с Магелланом туда перебазируется лагерь строителей.

Выпили по паре кружек. Северянин стал аккуратно заворачивать остатки еды в чистую тряпку. Пока чаевали, молчали. Потом Северянин вдруг спросил:

– Привыкли, Алексей Петрович, к здешней жизни?

– Ко всему привыкает человек.

– А была б ваша воля, покинули бы Забайкалье?

– Ты, Куприян Федотыч, словно сссыльного спрашиваешь. Выходит, я сюда против собственной воли приехал? Не лучше ли себя самого спросить? – улыбнулся Алексей, глядя на товарища. Тот прятал в рыжие усы улыбку.

– Я – другое дело. Я почти сибиряк. Вы – нет. Вы оттуда.

– Откуда?

– Оттуда, – Северянин полушутя показал указательным пальцем в потолок.

– В определенной степени я согласен, но только в определенной. Мы, скажем так, пассажиры с разных пунктов отправления, но пункт назначения у нас один. Верно? Дело-то одно? И задачи тоже. Так?

– Согласен, – Северянин поднял руки вверх. – А привычка, действительно, дело наживное. И каждый, кто сегодня на трассе, по своей воле или нет, привыкает к этим условиям жизни по-своему. Будь то инженер, рабочий-переселенец, политический каторжанин или уголовник-каторжник.

Наступила пауза. За стенами зимовья завывал ветер.

– Сколько снега навалило, – отозвался Северянин. – Весной опять наступит жуткая распутица. Ни пройти, ни проехать. Несколько лет назад здесь поблизости мужики не смогли после ливней вызволить из топи конную упряжку вместе с повозкой.

– Что, так и осталась в грязи? – удивился Алексей.

– Представьте, да. Бедняг лошадей, две головы, пришлось пристрелить, чтобы не мучились, захлебываясь жижей…

Северянин убедился, что ему удалось отвлечь Покровского от мрачных и тревожных мыслей, причиной которых стала поступившая депеша. В мире продолжали вести ожесточенную борьбу множество политических партий, течений, организаций и союзов. Теперешняя Россия оказалась в самом клубке этой драки.

«Уж на ее-то многострадальную долюшку, вероятнее всего, выпадет нечто такое, чего никогда не познать ни французам, ни японцам, никому другому. А что именно выпадет, кто же это знает?» – к такому выводу все чаще приходил, мучительно, порой, рассуждая, Куприян Федотыч.


2


Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Таежный вояж
Таежный вояж

... Стоило приподнять крышку одного из сундуков, стоящих на полу старого грузового вагона, так называемой теплушки, как мне в глаза бросилась груда золотых слитков вперемежку с монетами, заполнявшими его до самого верха. Рядом, на полу, находились кожаные мешки, перевязанные шнурами и запечатанные сургучом с круглой печатью, в виде двуглавого орла. На самих мешках была указана масса, обозначенная почему-то в пудах. Один из мешков оказался вскрытым, и запустив в него руку я мгновением позже, с удивлением разглядывал золотые монеты, не слишком правильной формы, с изображением Екатерины II. Окинув взглядом вагон с некоторой усмешкой понял, что теоретически, я несметно богат, а практически остался тем же беглым зэка без определенного места жительства, что и был до этого дня...

Alex O`Timm , Алекс Войтенко

Фантастика / Исторические приключения / Самиздат, сетевая литература / Альтернативная история / Попаданцы