…Посреди бревенчатого склада Емельян Никифорович задержался, любуясь пушниной. В такие дни он одевался по-праздничному. Сейчас он был в синей косоворотке, опоясанной тоненьким кожаным ремешком. На плечах накинутый кожушок, на ногах новые ичиги, в которые заправлены шаровары серого сукна. В лабазе не холодно и не жарко. Помещение в меру отапливалось двумя печками. Для хранения пушного товара держалась определенная температура. За правым ухом хозяина заложен огрызок карандаша. Размахнин раскладывал на длинном дощатом столе шкурки, которые подавали ему, снимая с протянутых вдоль склада шестов. Связки белоснежных песцов, чернохвостых горностаев, сереньких с подпалинами белочек, рыжих лисиц. Мех переливался, играл, как блики весеннего солнца, падавшие на пол из окна.
– Хорошо поработали, ребята, – приговаривал Размахнин, любовно поглаживая мех ладонью, аккуратно расправляя связки шкурок, разложенные по столу. – Сполна рассчитаемся за продовольствие и боеприпасы артельщиков. Будет, чем добытчикам заплатить, и самим на хлебушек с маслицем останется.
Парни многозначительно переглядывались, с хитринкой посматривая на хозяина.
К природе-матушке старик относился по-доброму. Не заставлял охотников живодерить, промышляя во время расплода животных, не делал загородок по осени на реках, когда с шугой рыба направляется нереститься в низовья. Неистощимо смекалистой становилась его седая голова в деле, которым он занимался. И на этот раз, перехватил обоз, не дав дойти ни до казачьих станиц, ни до железной дороги. Вдоль сооружаемой магистрали как грибы росли разъезды. До размахнинского дома пока не долетало уханье паровозов. Трасса проходила в стороне за сопками. Ее строителям нужна одежда и продовольствие в виде сахара, муки, соли и чая. Приличный запас товаров первой необходимости хранился в размахнинских складах на усадьбе. Емельян Никифорович знал, что к нему за помощью могут обратиться не только охотники, но и железнодорожники. А то и северяне на оленях пожалуют. Впрочем, последние – едва ли. Обиделся на него года полтора назад один старик из племени таптагирыканов. «Как его звали? Похты? Тохты? Чохты? Запамятовал. Хотел привлечь тунгусов на службу, да те отказались. И чего не понравилось? Была же взаимная выгода. Имели бы в достатке охотничьи припасы. Слишком гордые. К тому же напуганные железными ревущими паровозами. С переговоров тунгусы ушли злыми и нервными».
…«Дорогу построят. Строители – кто уйдут, кто останется. Впрочем, останется-то гораздо большее число. Куда идти западным лапотопам? Кто и где их ожидает? Так что, если у кого из переселенцев голова на месте, тот, наверное, сообразит, что с умом можно и надо жизнь свою обустраивать именно здесь. Толково развернуться, а то и корни пустить, закрепиться надолго. Может быть, навсегда. Земли хватит всем. Такой простор. До самого Ледовитого океана», – все чаще Емельян Никифорович раздумывал о таких вещах, о которых раньше и предполагать не мог.
3
Стойкие морозы начали отступать. Днем сильнее пригревало солнышко. Снег чернел на глазах. Скоро побегут ручьи.
Зеест зябко кутался в меховую шубу с высоким надломленным воротником. Простуда. Надо бы выпить порошков.
«Что-то треснуло, изменилось в привычном укладе жизни. Смутные настроения к добру, похоже, не приведут. Успеем ли в срок закончить дорогу? Не успеем», – с горечью размышлял Борис Васильевич, перебирая накопившиеся бумаги.
Контора размещена в бревенчатом доме казарменного типа. По осени заложен фундамент под новое типовое здание. С началом весны по всей линии магистрали будут строиться жилые помещения для инженерно-технического состава. Сколько можно ютиться в зимовьях и бараках?
Зеест перебирал служебные бумаги. За окном не утихает, крутит поземку порывистый ветер. Зима сдаваться не хочет. Тают на стеклах ледяные наросты. Стекает слезой вода на узкие подоконники, капает на пол.
«Примитив везде и во всем. Всюду тяжелый мускульный, изнурительный труд. Нам бы электроэнергию. Динамомашин выписать из-за границы. Впрочем, когда их еще дождешься? Люди довольствуются керосинками да стеарином. А поселки по линии? Невзрачные, убогие постройки. Исключительно временное жилье. Да… Мало пробить стальную колею сквозь дебри и сопки, надо облагородить здешнюю землю всею полнотой цивилизации. Даст ли тому возможность это смутное время?»
Размышления Бориса Васильевича прервались. За дверью застучали чьи-то шаги, затопал по коридору служивый люд: подрядчики, нарочные с участков. Начинался новый рабочий день…
*
– Что, не показалась еще дрезина? – громко спросил Покровский. Человек в черном бушлате, стоявший у переезда, отрицательно замахал головой. – А расписание? – Покровский вынул карманные часы.
Железнодорожник недоуменно развел руками, и Алексею показалось, что тот усмехнулся.
– Какое там расписание? – подойдя ближе, проговорил он безнадежно. – Да и речь о нем повели из соображений, мол, пусть народ привыкает к понятию, когда по строго отведенному часу станут прибывать поезда. Однако, когда еще такое настанет?