Сквозь седые хребты

– Не скажите, – возразил Покровский. – Это, полагаю, дело времени. Сами увидите, как люди станут по гудку паровоза часы сверять… Что касается дрезины, то, разумеется, о каком расписании может идти речь, я ведь пошутил. Просто иногда людям хочется всего и сразу, а так бывает только в сказках.

– Да вы не расстраивайтесь, что она запаздывает. Подойдет. День сегодня почтовый, корреспонденция спешит. Ждите.

Вошли в станционное помещение. Бревенчатые стены, стол, две табуретки. В углу кирпичная печь, беленая известью. Чисто и даже уютно. Пахнет свежей смолой.

– Давно закочевали? – спросил Покровский.

– В прошлом месяце, – железнодорожник поставил чайник на середину плиты. – Сейчас, пока ждете письмо, чайку сварганим.

– Скоро здесь станция вырастет. Народу прибавится, – пояснил инженер. – А пока, вероятно, скучно?

– Скучно, не скучно, а службу нести надо. Я здесь и как бы смотрителем, и как бы путевым обходчиком. Колея свежая, надо следить. Где костыль по весне вылезет, как пучить начнет, где просадка случится. Тут у меня и водители дрезины отдыхают посменно. Должно быть, Алексей Петрович, не за горами и движение паровозное?

– Не за горами. На этом участке пускали, вы помните, паровоз с двумя груженными балластом платформами. Протянул туда-сюда по участку, продавил призму. Вероятно, грузовое движение сможем открыть к июню, когда окончательно оттает почва.

– А когда же главное событие?

– Какое?

– Когда пассажирский поезд пойдет?

– Это зависит от готовности всего участка. Причем на протяжении не сорока-пятидесяти верст, а всей Амурской железной дороги, которая соединит в одно целое весь Транссиб.

– Вот и чайник закипает. Я-то в селе живу. Там и семья. Жена, двое мальцов. Теперь и хозяйство держим. В Раздольном прошлой весной один хороший знакомый дал картофелин для посадки. С женой раскорчевали полянку, перекопали на несколько раз землю. Получился огородик. Грядки с морковкой, репкой. Кстати, в Раздольном арестанты приспособились выращивать богатые урожаи овощей. Даже репчатый лук. А недавно мы завели дойную козу. Молоко жирное. Ребятишки очень любят. Конечно, о корове не грех помечтать. Но дал слово, как застучат по-настоящему на рельсах поезда, так и обзаведусь буренкой. В долги залезу, но куплю. Сеном и дровами можно будет рассчитаться.

Он налил в кружки чай. Покровский вытащил из полевой сумки краюшку черного хлеба, два куска рафинада. Хозяин выложил на стол вареный картофель, головку репчатого лука, маленькие лепешки. Поставил соль в маленькой склянке.

– Давеча жена напекла оладушек.

Стали чаевать.

– Вы-то, Алексей Петрович, давно здесь?

– С самого начала.

– Транссиба? – удивился собеседник, прикидывая про себя слишком моложавый вид инженера.

– Нет. Только Амурской дороги.

– А сами, откуда, если можно полюбопытствовать?

– Из Вятки. Слышали?

– Что-то такое знакомо. Я ведь географию государства Российского через переселенцев изучал. По их рассказам о своих родных краях.

– Вы путеец?

– Был им на строительстве Забайкальской дороги. А сейчас по должности движенец.

– Понятно, – Алексей осторожно дул на горячий чай.

Время торопило, не позволяя долго задерживаться. Вышли на улицу.

– Если что из корреспонденций придет на ваше имя, сразу передам, – заверил Покровского гостеприимный хозяин будущей станции. – Наверно, весна буйной будет? – подметил движенец, щурясь от солнечных лучей. – А что вам, Алексей Петрович, более всего по душе в природе здешней?

– Пожалуй, сама ее красота, – ответил Покровский, – богатая палитра во все времена года. Цветовая природная гамма просто поражает воображение. Хотя, конечно, из-за дел бывает зачастую не до красот…

– Когда теперь заглянете?

– Вероятно, недели через две. Насчет корреспонденций, имею в виду письма, договорились?

– Так точно! Договорились, Алексей Петрович.

Покровский давно скрылся за поворотом насыпи, а движенец все, казалось, смотрел ему вслед.

«Инженер, а простой. Очень даже простой и доступный в обращении, – удивлялся про себя. – А иной, глядишь, десятник, а корчит важного туза. Павлином ходит. На рабочих глядит свысока…»

*

На втором этаже Управления по строительству Амурской железной дороги в угловой комнате с раскрытой настежь дверью с матовым стеклом отрывисто стрекочет телеграфный аппарат, выстукивая черные буковки на ползущей спиралью бумажной ленте. Она кольцами сворачивалась на полу у гнутых ножек орехового столика.

Высокий худой человек в кителе и с пенсне на носу подхватил двумя пальцами ленту и стал читать текст, громко и выразительно выговаривая каждое слово: «Невыносимые условия труда и быта, необеспечение работой, невиданно быстрый рост цен, штрафы, обсчеты, обман рабочих подрядчиками вызвали крупнейшие волнения, стачки и забастовки на строительстве…»