…Окончательно успокоился Емельян Никифорович только через много дней, все больше убеждаясь, что подельник остался той ночью в тайге навсегда. И вдруг однажды, спустя несколько лет, на читинском торге зверопушнины мелькнуло знакомое, но постаревшее лицо. Узнал? Не узнал? После этого долго терялся в догадках Емельян Никифорович. Если бывший подельник его узнал, едва ли пойдет заявлять в полицию. Скорее, сам терзается страхом все эти годы.
Нынче, накануне Рождества, спрятавшись в спаленке, услышал Размахнин знакомый с хрипотой голос. Видать, за долгом пришел старый знакомый. Столько уж лет утекло. Что побудило? Какая спешная причина? Смута? Переломное время? Как-то еще впереди все сложится? С деньгами, оно все-таки надежнее… Привычный расклад жизни стремительно ломался. Надвигались новые, если верить господам агитаторам, времена, новая жизнь. Чтобы удержаться в ней на плаву, деньги нужны. А бывший сотоварищ по черному промыслу на старательских тропах не дурак. Прекрасно понимал, что по-доброму теперь не вернуть причитающейся доли с заветного кожаного мешочка, который памятной на всю жизнь пасмурной ночью унес из тайги молодой напарник. А раз так, ни ему, ни мне. В общем, привычная житейская философия, возникающая в издерганной и озлобленной душе. Жизнь прошла. В страхе и, возможно, угрызениях совести. По молодости было легче, а ближе к старости стали по ночам сниться косоглазые… А золотом воспользовался другой… Несправедливо… Красный петух, подброшенный в усадьбу мироеда, казалось, отчасти облегчит дальнейшее существование на белом свете и утешит уязвленное самолюбие, уравняет хотя бы в нищете и того, и другого. Пусть-ка Размахнин, хитрая собака, так же помучается на белом свете. Может, от собственной злости за случившееся и удавится…
Пожар прервал задуманные активные планы Кешки с Алексашкой. Все шло нормально. Возврата к старому больше не было. Как притулиться к новому существованию – ни тот, ни другой не знали. Что делать теперь? В отчаянии и Мария. Молва идет быстро. Охотники скорым делом узнали о беде на усадьбе Размахнина. Не существует больше такого Емельяна Никифоровича, имеющего дело по заготовке пушнины. Все пошло пламенем. Охотники из артели шибко загоревали. К какому ж берегу прибиться? Емельян Никифорович исчез, словно под лед провалился на реке. Который день ни слуху, ни духу. И где запропастился? Может, зашел в тайгу да руки на себя наложил? Всякое можно подумать…
*
– Алексей Петрович? – громко стучал в оконце зимовья Федотыч.
Покровский, накинув полушубок, вышел на улицу. У приступки входа стоял Северянин. Чуть поодаль двое молодых людей. Один черноволосый, второй светлый. Видно по космам из-под шапок. С виду совсем не похожие друг на друга ребята, но будто их что-то объединяло. Но что? Наверное, выражение глаз. Оно было растерянным и безучастным, напряженным и выжидающе просящим.
– Кто такие? – спросил Покровский у Федотыча.
– Вот пришли. Хотели бы на службу устроиться…
– Откуда ж пришли, позвольте полюбопытствовать? – глянул на них не без интереса Покровский.
– Можно сказать, здешние мы, – подал голос чернявый. – Робили здесь неподалеку. Может, слышали фамилию Размахнин?
– А-а, – Покровский понятливо качнул головой, – тот, что погорел недавно?
– Алексей Петрович, может, пусть ребята внутрь войдут? – обратился Северянин к инженеру.
– А где же хозяин? – спросил Покровский, когда сели на лавку в зимовье. – Рассказывайте-ка все по порядку.
– Где сейчас Емельян Никифорович, не знаем, – ответил все тот же чернявый, видимо, по характеру был он бойчее товарища. Последний вовсе потупился под взглядом инженера, глядел под ноги, изучая пол. – Как пожар случился, вместе были, а опосля куды-то подевался…
– Ну, пока ладно, шут с ним, с хозяином вашим, – вступил в разговор Куприян Федотыч. – Вы-то что делать можете? Каким ремеслом владеете? В чем заключалась ваша служба у этого погорельца?
– Вели по дому хозяйство. В пушном деле Емельяну Никифоровичу помогали…
– В общем, ходили в работниках, – подытожил Северянин. – Ну, а здесь, на строительстве, чем смогли бы помочь? Вы хоть хорошо представляете, что мы тут строим?
– Емельян Никифорович говорил, что скоро здесь по железной дороге побегут паровозы, – пояснил все тот же чернявый.
– Нам бы тоже строить железную дорогу? – проговорил, наконец, белобрысый.
– Э-э, голос-то прорезался? – рассмеялся Северянин. – А я, грешным делом, подумал, что ты, братец, немой.
Ребята заулыбались над шуткой, обнажив белые крепкие зубы.
– Куда хватил! Дорогу строить! – улыбаясь, продолжал Северянин – А, небось, когда у купца служил, обзывал нас всяко. Ругал, что, мол, зверя распугаем, трудно будет пушнину добывать, а? Ругал нас, нет ваш Размахнин?
– Нет, – возразил чернявый, – он только трошки опасался, что повырубят много леса. Да округу вдоль «железки» всю расковыряют.