Сквозь седые хребты

Поговорить по душам довелось лишь в перерыве совещания. Глубоко затягиваясь папиросой, Ферапонт тихонько клял большевиков, поглядывая по сторонам. Он признался, что сердце его рвется обратно в Петербург. Жарко и яростно доказывал Алексею мысль, что рыба гниет с головы, и нет большей чести для истинно русского патриота, чем находиться там, где явно собираются грозовые политические тучи. По мнению Ферапонта, бурлящая волна революционной смуты есть ни что иное как подготовка к очередному так называемому дворцовому перевороту, коих столько уже было в истории государства Российского… Не верилось Ферапонту, что этакая масса населения могла быть увлечена одной лишь агитацией голытьбы, громко и гордо именующей себя словом революционеры. Он приводил в пример декабристов, которые, действительно, представляли высшее сословие, высший класс. То же самое, доказывал Стрелецкий своему приятелю, происходит и сейчас, только в открытой форме. Да, верхушку революционных борцов составляют образованные и материально обеспеченные люди, но в результате победы власть в России реально перейдет в руки плебеев, грубых и невежественных. Силу страха положат они в основу управления обществом. Этого допустить никак нельзя.

«А самое жуткое заключается в том, – продолжал, снизив голос до шепота, что после этакой вседержавной головомойки и для сегодняшних господ, и для сегодняшней черни завтрашним днем мало не покажется…»

«Ну, ты, друг мой, даешь», – не удержался в том пылком разговоре Покровский, пытаясь все-таки перевести разговор на другую тему, чтобы остепенить приятеля. Но тот оставался непреклонен в своих, как он сам подчеркнул, выстраданных воззрениях на жизнь российского общества, уже порядком задерганного, уставшего и, самое печальное, раздробленного всей этой революционно-пропагандистско-агитационной кутерьмой…

*

– Учтите, господа хорошие, – говорил на последнем из совещаний Зеест, – не сегодня-завтра нам на пятки начнет наступать служба тяги. Скоро пойдет пробное движение поездов на отдельных отлаженных для грузоперевозок участках. Причем в обкатках пути будет участвовать весьма представительная комиссия. Проще говоря, так может быть. Сядет высокий начальник из Департамента по строительству в пассажирский вагон и покатит по рельсам. Где тряхнет, получай, путеец, по шее… Шутка, конечно, но момент весьма и весьма ответственный.

Никто из присутствующих не догадывался, что за этим «по шее» таилось нечто серьезное. За этим стояла судьба каждого из здесь присутствующих. Каждый надеялся, что с окончанием строительства завершится его пребывание в этом диком крае. Красивом, но пока диком. Вообще, красота природы одно, а трескучие морозы зимой и палящий зной летом с паутами и комарами, осенняя и весенняя распутица, грязь, дурная пища – совсем-совсем другое.

Привычка привычкой, но в глубине души большинства инженеров-путейцев мало представляло радости остаться навсегда на построенной магистрали. Возможно, будут другие трассы, в других краях, потому что профессия для большинства здесь сидящих выбрана раз и навсегда. И потому само строительство новых стальных дорог – удел любого инженера-путейца. Эксплуатация – дело другое. А прокладывание железнодорожных линий в условиях полнейшего бездорожья – основа основ в развитии железнодорожного транспорта. И всегда эта работа ведется в неведомых ранее местах, в новых условиях, которые подчинены тем людям, что там проживают, их быту, традициям, нравам, устоям – нравственным, культурным, религиозным…

Наверное, чтобы стать вовсе своим для здешнего края, надо и родиться здесь. Но большинство из тех, кто строил железную дорогу, люди приезжие. Они оставили далеко на западе своих близких. Там, в родных краях, и находились мысленно в минуты сердечных переживаний по поводу невзгод и лишений, на которые было столь щедрым здешнее пребывание…

– Господа путеводители российского железнодорожного транспорта, – необычно обратился к собравшимся коллегам Зеест. – Возможно, в моих словах кто-то узреет каламбурный оттенок, тем не менее, именно вы ведете сегодня путь, чтобы замкнуть Амурской железной дорогой всю Транссибирскую магистраль. Надо воодушевиться надеждой на всеобщий успех, и тогда результат всецело искупит все наши душевные и телесные страдания. – Зеест сделал длинную паузу и продолжил совсем неожиданно для всех присутствующих: – А теперь, господа, хочу представить вам нового начальника дистанции Подруцкого Евгения Юрьевича, прибывшего к нам с Западно-Амурского участка дороги, – Зеест указал рукой на инженера средних лет. Поднявшись с места, тот слегка кивнул и чуть улыбнулся. Взоры всех устремились на Бориса Васильевича. Тот, поняв всеобщий немой вопрос, объяснил:

– Мне велено прибыть в Нерчинское Управление для определения дальнейшего места службы.