После той нежданной встречи с ночным незнакомцем в грязном и вонючем каторжанском бараке, будто что-то перевернулось в душе Ивана Бурова. Что-то, словно зацепив крючком, заставило ныть, то отпуская, то вновь прихватывая с большей силой. Ивану Бурову, осужденному за участие в читинских событиях 1905-го года на шесть лет Нерчинской каторги, вдруг стало думаться о времени, проведенном в казематах, как о чем-то безвозвратном и упущенном. Первая радость, возникшая тогда в темноте барака при известии, что о нем еще помнят, как-то незаметно и быстро погасла. Бурову захотелось расправить плечи и просто почувствовать себя вольным человеком прямо сейчас, не дожидаясь чьих-то усилий извне. Иногда ему с ужасом представлялось, что за эти годы он мог уже запросто загнуться. Он вспоминал товарищей-сокамерников, ставших покойниками, и от одних только этих мыслей ему становилось не по себе. Бурову уже доводилось ощущать могильный холодок. Вспомнить хотя бы тяжкую болезнь, которая не единожды ломала на каторге его некогда могучий организм. Как ни корежила, а одолеть не смогла, отпустила его костлявая с косой, что в бредовом забытье уже мерещилась у изголовья.
…На новом месте таких товарищей, как Тимофей Брагин, у Бурова не было. В одиночестве лежа после отбоя вечером в рубленом из листвянки зимовье, куда его определили с артелью из восьми человек, он вспоминал дела давно минувших дней.
К концу 1905-го года Читинским комитетом РСДРП был определен курс на вооруженное свержение местных органов власти. Отряду боевиков, в который входил и слесарь ремонтных мастерских железнодорожного депо Иван Буров, была поставлена задача нейтрализовать Читинский гарнизон и расквартированных в городе и станице Титовской казаков. За две недели до намечаемых событий среди военных были распространены прокламации с обращениями «К солдатам» и «К казакам». В конце октября солдаты воинского гарнизона Читы перешли на сторону комитета. На одном из митингов военные выдвинули стихийно рожденный в горячих ораторских баталиях лозунг «Штык перестал повиноваться самодержавию». Что касается казачества, то лишь малая часть его поддалась агитации. И не из высоких революционных порывов, а исключительно по причине личных обид.
Готовясь к захвату власти, комитет первым делом приступил к вооружению рабочих. Оружие добывали на Читинском арсенале, а с ноября 1905-го через созданный Совет солдатских и казачьих депутатов начали организовывать рабочие дружины, так называемые боевые группы. Общее руководство над ними было поручено революционеру Костюшко-Григоровичу. На руках боевиков находилось сорок тысяч винтовок, четыре миллиона патронов, большое количество револьверов и взрывчатки. При поддержке солдат Читинского гарнизона рабочим удавалось в течение двух месяцев, с двадцать второго ноября по двадцать второе января 1906-го года держать город в своих руках. Конец этому положила экспедиция генералов Меллер-Закомельского и Ренненкампфа, которая подошла на выручку местным властям прежнего режима. «Читинская республика» пала. На этом печальном опыте «обожглись» многие революционно настроенные рабочие. Часть членов РСДРП разбежалась, часть «легла на дно».
Иван Буров мучительно размышлял, почему так быстро сломали «Читинскую республику»? Все ли было сделано революционными лидерами до конца? Военный губернатор Забайкальской области Холщевников незаметно для комитета РСДРП с помощью казаков «атамановского полка» и Титовской станицы разоружил большую часть верных комитету солдат. Остальных перевели под благовидным предлогом из города в Песчанку. Сопротивляться регулярным войскам одними силами боевиков комитет не решился. Воздух свободы вскружил головы некоторым руководителям боевых рабочих дружин. Много разговоров, собрания, митинги, пение антиправительственных песен заменили собой практическую работу по укреплению захваченной власти на всех позициях. Производительность резко упала. Залихорадило движение поездов на действующих участках Транссибирской магистрали. График полностью был выбит. В пассажирских вагонах шуровало грубое мужичье с красными бантами на тужурках и пиджаках, наводя шмон среди мирно едущих людей. Царили сплошной пьяный мат, рукоприкладство, произвол и беззаконие со стороны обвешанных оружием, как в базарный день связками баранок, представителей новой власти. Об этом, кстати, не раз рассказывал Алексею Петровичу, ударяясь в грустные воспоминания, инженер Магеллан. Он стал очевидцем когда-то происходивших здесь событий.
Иван Буров видел то же самое, только как бы с другой стороны. Даже ему, стороннику революционных перемен, было неприятно видеть многое из происходящего. Например, из общественного сада имени Жуковского в течение двух месяцев существования «Читинской республики» были украдены все водопроводные трубы, разбиты стекла в павильонах и беседках, изломаны скамейки, наполовину разобрана ограда, вырублено много деревьев, уничтожены киоски, а территория сада совершенно изгажена, будучи превращенной в открытый общественный туалет…