Читаем Сквозь седые хребты полностью

«А ведь какая сила была в наших руках! – мысленно с горечью сокрушался Буров. – Почта, телеграф, железная дорога. Даже газета. Оружие отцепляли вагонами от эшелонов, следующих на запад после окончания русско-японской войны».

Состоявшийся после завершения в Забайкалье экспедиций с востока Ренненкампфа и с запада Меллер-Закомельского Временный военный суд двадцать восьмого февраля 1906 года рассмотрел дела свыше четырех ста участников читинских событий. Четверых, самых активных, расстреляли, остальным присудили различные сроки каторги и тюрем. Иван Буров оказался в Горном Зерентуе, центре Нерчинской каторги. Шесть лет. Попытка побега. Перевод в Раздольненскую тюрьму.

И до 1905-го года, и после – тюрьмы и каторги Восточного Забайкалья уплотнялись. Рост революционного движения способствовал этому. А в связи с войной с Японией пришлось срочно эвакуировать каторжных с острова Сахалин.

Каторжная тюрьма в Раздольном располагалась у подножия крутой сопки. Чуть дальше был крутой обрыв к реке. За рекой большое поле, кое-где с кустарниками жимолости. Чуден и свеж здесь был сам воздух. Особенно весной, в мае, когда истомным духом исходила цветущая черемуха, обильная и столь пахучая, что ее аромат наполнял окрестности. Неповторим, особенно для восприятия западного человека, был малиновый весенний багул, кустарниками которого полыхали южные склоны ближних сопок.

Все это часто вспоминалось Ивану Бурову и выглядело не совсем уж таким мрачным, как было прежде, в пору его пребывания в Раздольненской тюрьме. Арестанты в старых изношенных бушлатах, стоптанных чунях, солдаты в полушубках и косматых черных папахах снились Бурову в снах-воспоминаниях.

Главной обязанностью его и лесорубной артели, наполовину состоявшей из каторжных, наполовину из вольнонаемных, была заготовка лиственницы для производства шпал. Их тесали в глухом распадке в полутора верстах от насыпи магистрали.

По словам десятника, лиственница была распространена на вечной мерзлоте Восточной Сибири. Ее поверхностная корневая система, хвоя в зимнее время на земле выдерживают сильные морозы более устойчиво, чем другие хвойные деревья. Пропитанная смолой древесина почти не гниет в постройках, не боится влаги, но из-за своей твердости и плотности она плохо поддается механической обработке, тонет в воде.

Вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик. Этот шаркающий звук продолжал стоять в голове даже по ночам.

Сильные морозы сменились февральскими ветрами. От жгучих морозов спасал тяжелый физический труд и жаркие костры. От ветра укрыться было трудно. Особенно тяжело приходилось тем, кто работал на открытой, незащищенной местности. На трассе хиус резал щеки, настойчиво пробирался холодом сквозь одежду.

На новом месте надзор над каторжными был значительно мягче. Питались вместе с вольными. Впрочем, пища была проста и чрезвычайно скудна. Мало-помалу люди одолевали начавшуюся на трассе цингу. Рабочие заваривали и пили хвою деревьев. Эффект был неоспорим. Кто не мог жевать невыносимую горечь, того заставляли это делать чуть ли не силком. Придавало силы и припекавшее день ото дня по-весеннему лучистое и яркое солнце. Март еще не наступил, но однажды ударила весенняя оттепель. Под скатами крыш заискрились ледяные сосули. Потемнели снежные южные склоны сопок.

С приближением тепла Иван Буров ощутил душевный подъем. Мысли вновь обратились к заветному плану побега, которым он был поглощен первые два года пребывания на каторге. Сейчас пытался гнать из головы навязчивую идею, но она не отлипала от сознания, убедительно капая, как таявшая с крыши сосуля, мыслью: бежать, бежать. Наверное, глупо было думать об этом именно сейчас, когда срок подходил к концу, но поделать ничего с собой он не мог. Длинный легкий плоскодонный челнок грезился Ивану почти наяву. Один человек может без труда вытащить такую лодку на берег. Передняя часть челнока тупая, но дно выдается вперед, расширено и загнуто кверху. Лодка не рассекает воду, а взбирается на нее. Такие челноки ловко и умело мастерят местные аборигены. Они научили этому ремеслу и тех, кто оседло живет в поселке к востоку от здешнего строительства. Местное племя таптагирыканов не раз выходило на Могочу, чтобы сбыть добытую за сезон пушнину. Видеть их Бурову доводилось, когда он еще находился в Раздольном, которое отделяет от Могочи около семи верст.


10


Легкая снежная пыль вьется вслед за быстрыми нартами, чьи полозья обшиты мехом. Нарты легко и быстро скользят по укатанному насту. После недавнего потепления ударил мороз. Так здесь случается нередко. Природа Забайкалья непредсказуема. В июне может пойти снег, а зимой вдруг вырасти с крыш домов сосули, выбив слезу из морозной непогоды…

Олени бежали ходко. Чохты не подгонял животных. Путь неблизкий, пусть бегут размеренно, не тратя понапрасну свои оленьи силы. Старик покачивался в такт скользящим по снегу нартам и чутко вслушивался в окружающий мир, завернув уши мехового треуха. Но все заглушалось скрипом полозьев, ровным горячим дыханием животных, звяканьем упряжных колец и ботала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Таежный вояж
Таежный вояж

... Стоило приподнять крышку одного из сундуков, стоящих на полу старого грузового вагона, так называемой теплушки, как мне в глаза бросилась груда золотых слитков вперемежку с монетами, заполнявшими его до самого верха. Рядом, на полу, находились кожаные мешки, перевязанные шнурами и запечатанные сургучом с круглой печатью, в виде двуглавого орла. На самих мешках была указана масса, обозначенная почему-то в пудах. Один из мешков оказался вскрытым, и запустив в него руку я мгновением позже, с удивлением разглядывал золотые монеты, не слишком правильной формы, с изображением Екатерины II. Окинув взглядом вагон с некоторой усмешкой понял, что теоретически, я несметно богат, а практически остался тем же беглым зэка без определенного места жительства, что и был до этого дня...

Alex O`Timm , Алекс Войтенко

Фантастика / Исторические приключения / Самиздат, сетевая литература / Альтернативная история / Попаданцы