Читаем Сквозь седые хребты полностью

– Мне тоже помнится главный довод противников строительства в Приамурье, который сводился к тому, что длина ее была втрое больше Уссурийской и вдвое больше Забайкальской дороги. И составляла она без малого одну треть всего расстояния от Челябинска до Тихого океана. Затраты же на ее сооружение по предварительным подсчетам превышали половину затрат на сооружение всех законченных участков сибирской железной дороги. А вот как вышли из положения?

– Представь себе, Куприян Федотыч, что вместо непомерных расходов на сооружение стальных путей в Приамурье предложили ограничиться созданием почтового тракта от Сретенска до Хабаровска, придерживаясь левобережных террас Шилки и Амура. При этом весьма убедительными казались доводы государственных чиновников о том, что гужевая дорога будет нужна во все времена, а на первых порах она заменит стальные пути.

– И в итоге Комитет Сибирской железной дороги был вынужден остановиться на таком решении проблемы путей сообщения в Приамурье?

– Именно так. С этим согласился совет министров…

В комнате повисла тишина. Покровский занялся бумагами, Северянин по обыкновению принялся кашеварить.

– Что-то запаздывает Родион Яковлевич, – отозвался Северянин о Крутоярове.

– Обещал быть к ужину. Кроме того, сказал, что с него причитается магарыч.

– За что?

– За предоставленные хоромы.

– Ну, это так совпало, что как раз приехал на готовенькое, – улыбаясь, заметил Куприян Федотыч. На плите звякнула посудина. – А магарыч сейчас, в общем-то, не помешает.

Это как бы новоселье Родиона Яковлевича здесь. Вроде, мелочно, но приятно, – продолжал шутить вдруг повеселевший Северянин. Он принялся насвистывать мотив какой-то песенки.

Покровский хитро посмотрел на него и спросил:

– У нас-то имеется, чем угостить друга-новосела?

– Ради такого случая всегда найдется, – тоже хитро подмигнул Северянин. – И выпить, и закусить. Сейчас это можно. И так сухой закон держали столько времени. Правда, Петрович?

– Так-то так, – согласился тот, распрямляя затекшие плечи и потирая кончиками пальцев виски. – Все так, но вот что беспокоит.

– Что?

– Нередко в последнее время от некоторых путейцев наносит перегаром.

– Чему удивляться, коли на магистрали сейчас процветает такая свобода в торговле водкой! Я лишь одного не пойму, когда успевают хлебнуть? Или, может, с устатку перед сном опрокидывают стаканчик-другой?

– Понятно, что напряжение, усталость копятся, только я о том, что частые выпивки развращают сознание. Представь, Куприян Федотыч, чтобы такое наблюдалось в начале строительства?

– Тогда и думать не могли.

– Отчего ж теперь столь много развелось торговых точек по продаже спиртного?

– С одной стороны коммерция предприимчивых людей, с другой, вероятно, некая политика руководства.

– Чьего руководства? Нашего, что ли?

– Нет, мы чинами не вышли. Есть ранги повыше.

– И что или кто имеется в виду?

– Как в природе русского человека заложено? Наработался, хряпнул водки и спать. Никакой демагогии, никаких волнений с потрясениями относительно собственной житухи, которая, прямо признаем, совсем не сладкая для рядового строителя. Или я ошибаюсь? – Северянин смотрел на Покровского. – Даже, если и так, но доля истины есть. Питие – это действо, заслоняющее возникшие проблемы или отвлекающее от них. Причем на относительно короткое время. Как только по утру сознание едва просветлится, так уж и вчерашние проблемы тут как тут. Только в более мрачных и черных тонах. Вот в чем пагубность и неразумность данной привычки.

Стали готовиться к ужину. Должен был уже подойти Крутояров. Северянин разогревал оставшееся с обеда жаркое. Приправил блюдо репчатым луком. Достал туесок с прошлогодней брусникой.

– Плохо, что нет хлеба, придется обходиться сухарями, – с сожалением заметил Куприян Федотыч.

– Скромненько, но со вкусом, – улыбнулся Покровский.

– М-да-а, Алексей Петрович, – мечтательно протянул Северянин, – уж и забыли о пище-то европейской. Одни лишь воспоминания…

– Не горюй, Федотыч. Надеюсь, еще встретимся в приличном заведении по части блюд на берегах Невы.

– То бишь в ресторанах Петербурга? Это что-то из области фантастики. Хотелось бы, конечно, хоть разок глянуть на столицу державы российской…

– Кстати, в иные пасмурные дни здешняя природа сильно напоминает Петербург, – сказал Покровский. – Так же слякотно, ветрено и холодно. Ненастной осенью та же поземка, которая здесь называется хиусом…


*


Природа просыпалась после зимней спячки, как обычно выражались местные жители. Чаще дули ветра, высушивая промокшую от талого снега землю. Мартовское солнце чередовалось с внезапно налетавшей из-за сопок пасмурной хмурью. В воздухе мелькали на ветру редкие снежинки. За день погода могла меняться несколько раз.

Промысловикам, снаряженным Покровским для добычи дикого мяса, долго охотиться не пришлось. Узнав о том, что в тайге находится бригада зверобоев, вооруженных огнестрельным оружием, Муравьев добился через Подруцкого, чтобы людей вернули на трассу.

– Хотели как лучше, Евгений Юрьевич, объяснялся чуть позже в конторе Покровский. – Надеялись немного улучшить людям питание.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Таежный вояж
Таежный вояж

... Стоило приподнять крышку одного из сундуков, стоящих на полу старого грузового вагона, так называемой теплушки, как мне в глаза бросилась груда золотых слитков вперемежку с монетами, заполнявшими его до самого верха. Рядом, на полу, находились кожаные мешки, перевязанные шнурами и запечатанные сургучом с круглой печатью, в виде двуглавого орла. На самих мешках была указана масса, обозначенная почему-то в пудах. Один из мешков оказался вскрытым, и запустив в него руку я мгновением позже, с удивлением разглядывал золотые монеты, не слишком правильной формы, с изображением Екатерины II. Окинув взглядом вагон с некоторой усмешкой понял, что теоретически, я несметно богат, а практически остался тем же беглым зэка без определенного места жительства, что и был до этого дня...

Alex O`Timm , Алекс Войтенко

Фантастика / Исторические приключения / Самиздат, сетевая литература / Альтернативная история / Попаданцы