Слезы небес

Сенатор Бобби Брукс, отзаседавший в Вашингтоне пять сроков, был известен всем просто как Би-Би. Бобби был всеобщий любимец. Он неизменно выигрывал выборы с огромным отрывом от конкурентов и сделал для укрепления армии больше, чем все остальные сенаторы, вместе взятые. К его советам прислушивался сам президент, его часто можно было увидеть на телеэкране, и ему вечно задавали вопрос, когда же, наконец, он сам будет баллотироваться на пост главы страны.

На этот вопрос он всегда отвечал отрицательно, говоря, что ему это не интересно. Так что если и был на Капитолийском холме всеми любимый ястреб, то это был сенатор Брукс.

– Бобби, – я пожал ему руку, и его телохранители шагнули ближе.

Он схватил мою руку обеими руками и довольно долго ее сжимал. Когда же он, наконец, отпустил мою руку, телохранители пристально на меня посмотрели и, видимо решив, что я не представляю угрозы, отошли на пару шагов. Бобби вновь обнял Элли за плечи.

– Мои самые искренние соболезнования, – повторил он.

Она кивнула. Бобби повернулся к ней и взял ее руки.

– Я заставил полицию посмотреть спутниковые снимки, – сказал Бобби и на миг умолк. – Он не мучился. Все произошло быстро.

– Спасибо, – ответила она, сглотнув слезы.

– Если тебе что-то надо… Что угодно. Не стесняйся.

Я знал: это было сказано не ради красного словца. Бобби никогда не кривил душой. Именно эта искренность и снискала ему всеобщую любовь.

Элли обняла его, после чего он вновь повернулся ко мне. Бросив прощальный взгляд в угол кладбища, на могилы наших родителей, он снова надел очки, вернулся к машине и уехал. Откуда-то появились два парня и опустили гроб в землю.

Элли стояла и тихо плакала. Взяв ее под руку, я бережно развернул ее и повел прочь от могилы к дому. Здесь она вновь забралась в кровать и уснула, как Джейк.

Одна мысль не давала мне покоя. Место, где нашлась его трость. Почти в четверти мили от места аварии. Да, взрывом ее вполне могло отбросить на такое расстояние. Даже дальше. Но она была целехонькая. Ни единой царапины. А ведь любая вещь, выброшенная взрывом, должна нести на себе его следы.

Пока Элли спала, я вернулся на место аварии и осмотрелся. Не скажу, что я разбираюсь в тягачах, но ни единый кусок металла, никакая часть корпуса или дверь и близко не лежали рядом с «питербилтом». Что показалось мне странным.

Пока я рассматривал останки машины, ко мне сзади подъехали все те же два черных внедорожника. Из одного вышел мой брат. Без пиджака. Без галстука. Рукава рубашки закатаны.

– У тебя найдется минутка?

Вслед за внедорожниками я вернулся на кладбище. Выйдя из машины, Бобби дождался меня, после чего мы вместе зашагали к могилам наших родителей. Роско обежал все могильные камни, а на некоторые даже поднял лапу. Последней пострадала могила моего отца. Я сжевал два антацида.

Бобби посмотрел на меня, затем на могилу и снова на меня.

– Да, сколько лет…

– Это точно.

Мама умерла двадцать лет назад. Отец последовал за ней какое-то время спустя. Он купил участки, когда они только поженились – что лично я всегда считал чем-то вроде извращения. Похоронить его здесь не было моим решением. Я не видел его после того, как мы похоронили мать.

– Это ты взял на себя его похороны?

– Нет.

– И не я. – Мы оба проводили взглядом желтую пунктирную линию собачьей мочи, петлявшую по песку. – Когда ты видел его в последний раз?

– В тот день, когда мы хоронили маму.

– Неужели? – Похоже, я его удивил.

Мы с братом не разговаривали уже давно, очень-очень давно.

– По пути с острова я остановился, чтобы заправиться. Очевидно, отец слышал про похороны и пришел либо засвидетельствовать свое уважение, либо порыться в ее личных вещах, в надежде откопать пару монет. Я наткнулся на него возле кассы. Он меня не узнал. Я был выше. Крепче. Он оттолкнул меня плечом, что-то сердито пробормотал, после чего принялся накачивать бензин в свой старый, с брезентовым верхом «мустанг». Когда я, заплатив, вернулся к бензоколонке, он все еще что-то сердито бормотал себе под нос в адрес «подонка с конским хвостом». Помню, я усмехнулся, и он спросил, что я нашел смешного.

– Тебя, старикан, – ответил я.

Он обрушил на меня поток проклятий. Сказал, что научит меня уважать старших. До меня дошло: он понятия не имеет, кто перед ним. Я сломал ему челюсть, разбил левый глаз и оставил лежать без сознания на бетоне. Выезжая с заправки, я зашвырнул ключи от его машины в пруд.

– Тебе стало легче? – рассмеялся Бобби.

– Если честно, то нет.

Он смотрел на меня, пока я дожевывал антацид.

– Ты все еще пьешь молоко и ешь шоколадное печенье?

– Да, – улыбнулся я.

Он снял солнечные очки и повертел их в руке.

– Как в целом твои дела?

– С переменным успехом. А твои?

– То же самое. – Он никогда не мог солгать при матери. – Тебе что-то нужно?

– Вы там еще не изобрели машину времени? – усмехнулся я.

– Пока нет, – он улыбнулся и покачал головой.

– Когда изобретете, сообщи.

– Да, тебе – первому.

– Да, и передай этим ребятам из ассоциации ветеранов, чтобы они прекратили наезжать на меня из-за моего инсулина.