Смотритель

Блэкберну доводилось видеть снежные шары в витринах магазинов, и в ту неделю он, казалось, очутился внутри такого шара, вдали от всех тревог. Теперь Блэкберн не мог себе представить, что беззаботное время может повториться.

Вернувшись в Лорел-Форк, он пошел на кладбище. Могила с одинокой вазой и бледными цветами казалась заброшенной. Но это была могила Наоми. Блэкберн еще стоял возле холмика земли, когда увидел идущего по дорожке преподобного Ханниката в черном костюме и с Библией в руке.

– Я был на похоронах в Линвилле и только сейчас узнал о Наоми, – сказал Блэкберну священник. – Прошу прощения, что не присутствовал. Но сейчас я прочту Писание и помолюсь. Надеюсь, ты ко мне присоединишься.

Преподобный Ханникат раскрыл Библию, прочитал несколько псалмов, потом склонил голову и начал молиться. Блэкберн слушал, пытаясь найти в словах священника хоть какое-то успокоение. Может быть, потом он его и найдет, но не сейчас. Преподобный Ханникат произнес последнее «аминь», и дальше они стояли молча. Потом священник подошел ближе и положил ладонь ему на плечо. Это прикосновение напомнило Блэкберну, как Наоми обняла его на прощание в Теннесси. Еще одно воспоминание: Наоми берет его под руку в темном проходе кинотеатра.

– Джейкоб вернется через несколько месяцев, – сказал Ханникат. – И ему понадобится твоя помощь, чтобы прийти в себя после пережитого.

Блэкберн кивнул.

– Мы храним память о тех, кого потеряли, но теперь должны помогать и живым, – продолжал священник, убрав руку с плеча Блэкберна. – Она покоится с миром.

Когда преподобный ушел, Блэкберн вернулся в дом, разделся и лег. В голову лезли разные мысли, но он был так вымотан, что не мог уцепиться ни за одну. Наконец он уснул, но через несколько часов проснулся в полной темноте. Посмотрел на часы: три часа ночи. В сознании Блэкберна вдруг возникло отчетливое воспоминание. Ему было четырнадцать. Все лето они с отцом работали бок о бок: пололи грядки, носили воду, кормили скот, убирали навоз – на ферме всегда находилось дело. За целый рабочий день они едва ли обменивались парой слов. Отец был не из разговорчивых, да и не из улыбчивых, раз уж на то пошло. Если Блэкберн проливал молоко или пропускал сорняки при прополке, реакция отца была немногословной, но суровой. Когда работа была выполнена хорошо, самое большее, на что мог рассчитывать Блэкберн, это кивок, как в ту жаркую августовскую субботу, когда они вдвоем собрали почти с четверть гектара одной только капусты. Срубить кочан с короткого стебля – само по себе дело непростое, но таскать холщовые мешки из низины в сарай было еще тяжелее.

В такие летние субботы его отец после ужина уходил посудачить с другими мужчинами, собиравшимися возле магазина Хэмптонов. Вернувшись, он всегда приносил Блэкберну и его сестре бутылочку газировки. Блэкберн ни разу не просился пойти вместе с ним, ему это даже в голову не приходило. Но однажды июльской субботой, покончив с ужином, отец надел шляпу, взял фонарь и посмотрел на Блэкберна. «Ты идешь или нет?» – спросил он и, не дожидаясь ответа, направился к двери. Ноги у отца были длинные, и Блэкберн еле за ним поспевал. Но когда они приблизились к магазину, отец убавил шаг, пока они с сыном не оказались рядом. Уже у самого крыльца отец остановился, достал из кошелька пятицентовик и протянул сыну. «А ты мне сам не купишь?» – спросил Блэкберн. Отец покачал головой.

Блэкберн поднялся на крыльцо, отец шел следом. Мужчины, мимо которых проходил подросток, почти не обращали на него внимания, хотя говорили с его отцом или кивали ему. В магазине за прилавком стояла миссис Хэмптон. Гант-старший приветственно приподнял шляпу, прежде чем повернуться к металлическому холодильнику. Блэкберн смотрел, как отец поднимает крышку, рассматривает металлические пробки, а потом сует руку в мелко накрошенный лед и достает зеленую бутылочку с надписью «7-Up» на боку. Открыв крышку, отец сделал глоток, словно проверяя качество лимонада, потом расплатился и вышел. Блэкберн начал читать названия на крышках. Некоторые напитки он даже никогда не пробовал. Всякий раз, когда он доставал бутылку из ледяной крошки, соседние крышки начинали покачиваться, словно поплавки на воде. Выбрав газировку, он протянул миссис Хэмптон монету и вышел. Отец стоял, облокотившись о перила крыльца. Свободных стульев не было, поэтому некоторые мужчины устроились на перилах, как на насесте. Другие сидели на ступеньках, оставив проход для посетителей магазина. Блэкберн спустился с крыльца. Возле нижней ступеньки валялись деревянные ящики. Блэкберн перевернул один из них на бок и уселся сверху. Мужчины разговаривали об урожае и о погоде, изредка шутили и травили байки. В восемь вечера миссис Хэмптон выключила свет и закрыла дверь, но мужчины не расходились. В темноте компания становилась тише, часто прислушиваясь к чьему-то одному голосу. Позднее Блэкберн ощущал подобное, когда гас свет в зрительном зале «Йоналосси».