В маленькой лавчонке Тегерана Ты купила горстку пряной хны, Скрыть хотела дней минувших раны – Прядки слишком ранней седины.
Хна тобою куплена напрасно. Да и басма вовсе не нужна. Ты юна и, как всегда, прекрасна, Потому что страстно влюблена.
Годы отпылали, как кометы, Как врачей в стихах ни славословь, Юность не вернут медикаменты, Возвращает молодость любовь.
Жизнь есть жизнь, и по законам жизни Окулист знакомый, что ни год, Мне опять выписывает линзы, Препараты хитрые дает.
С докторами не вступаю в споры, Но очки мне вовсе не нужны… Взор моей любви, как прежде, зорок: Я твоей не вижу седины.
Тропа любви терниста и узка. Здесь шаг неточный гибель в бездне прочит. Где речка, клочья пены расплескав, В тисках ущелья яростно клокочет.
Был крут и долог мой опасный путь, Но даже на заоблачных отрогах Не дрогнул я и трудную тропу Не поменял на торную дорогу.
Бесстрашный самолет моей любви Я поднимал в нелетную погоду, И, грозовую облачность пробив, Вел к солнечному светлому восходу.
Туманами закрыт аэродром. Со всех сторон вершины встали круто, Гремит гроза, рокочет грозно гром, Но все равно не изменю маршрута.
Когда покинет мир любой из нас, Не станет лед на каменистой круче, Но без тебя сверкающий алмаз Вершины снежной сплошь закроют тучи.
Пучину не волнует наша участь. Ей дела нет до каждого из нас, Но без тебя затянется тотчас Песком и тиной Каспий мой могучий.
Приходим в жизнь или уходим в вечность, Не вспыхнет и не скатится звезда, И как до нас, то грустно, то беспечно Споют и после. Только и тогда,
Коль будет песнь не о любви пропета, Ее сочтут причудою поэта.
Может статься, решив разобраться И постигнуть сполна НТР, Рвутся лирики в дебри абстракций, Только я не беру с них пример.
Две любви подарила мне участь, Две пленительных песни зачав. Только я их пою, и все лучше Что ни час, то новее звучат.
У поэта недолгие лета, Но и тысячу жизней иметь, Не успеть украшенье планеты – Светлый облик любимых воспеть.
Две любви – лебединые крылья. Жизнь от века любовью жива. Остальное же – пригоршня пыли Да лишенные смысла слова.
Рвутся лирики в дебри абстракций, Модный дух НТР уловив. Только я не пишу диссертаций – Продолжаю писать о любви.
Жду тебя, дорогая! Пред нами крутая дорога. По отрогам судьбы в долгий путь я тебя поведу, Если дрогнешь над бездной, отторгну полнеба у бога, На виду у планеты из радуг мосты наведу.
В черный час от печалей тебя заслоню я плечами. Красоту твою хрупкую, яблоня в майском цвету, Сберегу от остуд, и венками стихов увенчаю, И лучами рассветными с тропки пылинки сотру.
Если взглядом прикажешь, разрушу гранитные горы, Но в нескором пути каждый выберет груз по плечу: На себя без разбора взвалю все невзгоды и горе, А всю радость тебе до последней улыбки вручу.
Если снежные версты безжалостно лягут меж нами, Если нежные маки погубит безжалостный град, Будет жечь мою память раскаянья горького пламя; Ты права, дорогая, во всем только я виноват.
На насмешку твою не посмею ответить насмешкой, А покинешь меня, неутешной тоскою объят, Буду рад повторять, называя святой и безгрешной: Ты, конечно, права, и опять только я виноват.
Твой любой приговор я приму без упреков и жалоб, Боль зажав в кулаке, оправдаю поступок любой. Я хочу, чтоб меня ты всегда и во всем побеждала, Чем хоть раз победить и тщеславьем унизить любовь.
Жду тебя у окна. В долгий путь нам пора на рассвете. Только алую шаль на груди моего скакуна Почему-то сегодня не треплет доверчивый ветер… О прекрасная, знай, я и в этом виновен сполна.
Прекрасная, лучше помиримся! Омар-Гаджи Акация, как раненая птица, Крылами бьет на выжженной скале, Как будто тщится В поднебесье взвиться, Где плещутся зарницы и во мгле Растаяли пернатых вереницы. Так женщина, предав дитя земле, Над свежею могилою томится.
Любимая, нам надо помириться!
Тур, обезумев, к пропасти стремится, Ревет в тоске, но милой не найдет. Не для него родник в траве струится, Искрится лед, альпийский луг цветет. О, где та милосердная десница, Что пулей скорбь навечно оборвет?! Я слышу зов, и в горле ком встает, Страницу застят слезы на ресницах.
Любимая, нам надо помириться!
Струится кровь, повержен в пыль возница, В Койсу кружится жалкий фаэтон, А конь тоской предсмертной полонен, На мертвого напарника косится. Сменяет ночь туманная денница. Мой сон забыт, а песня словно стон. Да, я влюблен и обречен казниться Тоскою всех народов и времен.
Любимая, нам надо помириться!
В тишине полуночной, в чужой стороне, В невеселой и долгой дороге Я тебя заклинаю: явись мне во сне, Ради бога, избавь от тревоги!
Словно в омут – в кровать. Надо спать, но опять Я страшусь разойтись и тебя потерять В лабиринте своих сновидений.
И заводит бессонница, только держись, Суесловье, присев к изголовью: «Ты не раз говорил: без любви жизнь не жизнь, Ну, а легче ль на свете с любовью?»
Знаю, утром друзья обратятся ко мне: – Крепко ль спал? С виду вроде не очень… – Я сегодня любимой не видел во сне, Значит, попросту не было ночи.