Предприемля: а мы уж не то, что были, — взросли мы,
К лучшему быв рождены — мне Он дал, Себя не ослабив;
Нашим Бог Своего не умалит, но, уделяя
Нашему от Своего, сим даром нас к небу возводит.
Се дары, что сражают тебя, о скаредна Похоть;
После Марии мое низвергнуть не в силах ты право.
К смерти начальная ты стезя, ты гибели двери,
90. Скверной пятная тела, погружаешь души ты в Тартар.
Скрой же в горькой главу, чума охладелая, бездне;
Сгинь, любодеица, к манам гряди, заключися в Аверне,
Нощи на мглистое дно низвержена буди стремглавно!
В глубях тебя пусть кружат зыби пламенны, черные зыби,
Сернистый вихрь пускай вратит в стремнинах гремучих,
Не искушать, о Фурий глава, тебе впредь христолюбцев,
Да очищенны тела своему послужат Владыке».
Молвила и, веселясь уничтоженной Похоти смертью,
Тут Стыдливость клинок омывает в волнах иорданских
100. Свой утучненный: на нем сукровица рдяной росою
Позапеклась, испятнав железо лоснистое раной.
Так премудрая меч очищает в речном омовенье,
С победоносного смыв погружением, победоносна,
Вражьей гортани грязь; но уж ей не довольно омытый
В ножнах спрятать клинок, где ржавь потаенна подёрнуть
Может очищенный лоск шершавою нечистотою:
В храм посвящает его кафолический, божья истока
К жертвеннику, где вечным ему искриться сияньем.
Скромная, с важным лицом, Терпеливость стояла недвижно
110. На средине полков, отколе волненья различны,
Раны и недра бойцов, пронзенные дротом жестоким,
Зрела, очи вперив, пребывая невозмутима.
Ярость её издали, кипящая, с пенистым зевом,
Вежды кровавы свои, залитые желчью, вращая,
Безучастну в бою и пикой тревожит и кличем,
Ждать не терпя, копием ее ищет, стремит укоризны,
Гребнем власатым тряхнув на главе, шеломом покрытой:
«Вот тебе, зрительница свободная нашего Марса;
Грудью беспечною ты прими смертоносно железо
120. И не скорби — для тебя в скорбях позорны стенанья».
Так речет, и свистяща сосна, вослед поношенью,
Ринутая по легким ветрам, несется под самый
Стомах верной стезей и прямым поражает ударом.
Но отлетает она, доспехом отброшена прочным:
Ибо из стали сплетенной броню троежильную Доблесть
Предусмотрела вздеть на плеча, и чешуйну железа
Ткань отвсюду витых скрепила ремней соплетеньем.
Так Терпеливость стоит в спокойстве, отважной пред всеми
Тучами стрел, для них пребывая неуязвимой:
130. Тщетен был чудища дрот, бушующего непомерно, -
Ждет она, чтобы своей погибла силою Ярость.
Подлинно, после того, как крепкие мышцы в досаде
Варварская воительница изнурила, и дротов
Тучею втуне она утрудила бесплодну десницу,
Легким полетом когда ветряные осыпались стрелы
И в метанье пустом полегли преломленные жала,
Идет злодейская длань к рукояти, с клинком искрометным
Силу собрав на удар, высоко от правого уха
Вздетая, мощно разит по средине черепа в розмах.
140. Но шишак медяной, из металла каленого зданный,
Под ударом звенит и прочь отлетевшее тупит,
Твердый, он острие; строптивый металл преломляет
Сталь пораженну, меж тем, как пустые встречает наскоки
Сдаться не знающий шлем и терпит удар безопасно.
Узрела Ярость когда, что клинок на отломки раздроблен,
Что распадшийся меч на мелкие сеется части,
На рукояти что держится длань, уж не тяжкой железом, -
Вне себя, бесполезную кость, постыдныя чести
Знак вероломный, прочь отметает, печальное презрев
150. Напоминанье, и смерть, исступленная, встретить пылает.
Дрот из многих один, рассеянных ею впустую,
В прахе она полевом на превратну приемлет потребу,
Древко в землю вонзив и жало к себе обративши,
Плоть прободает, горячей пройдя сквозь лёгкое раной.
Стоя над ней, речет Терпеливость: «Мы победили
Доблестью свычной порок ликующий, всяку опасность
Крови и жизни своей миновав: таков есть в законе
Нашем род войны — и фурий и всякое пагуб
Войско и буйную мощь угашать лишь стойкостью нашей.
160. Враг себе исступленье само, и себя же, беснуясь,
Губит, и дротом своим ничтожится огненна Ярость».
Молвив, средину полков безопасно она рассекает
Мужа избранного в сопутстве: зане неотлучно
Иов с наставницей был победительной в сечах жестоких,
Думен доселе челом и о многих вздыхая кончинах,
Но уж суровым лицом усмехаясь смежившимся ранам
И по несчетным рубцам многотрудных воспоминая
Тысячи браней, своё воздаянье, позор супостата.
Снити к покою ему уж велит богиня от всяких
170. Ратных волнений, и то, что потеряно, пленным богатством
Ныне умножить, и взять то, которому не потеряться.
Тесны дружины она и стекающиесь раздробляет
Строи, ступая сама невредимо сквозь ранящий ливень.
Доблестям спутницей всем единой она придается,
И помогу свою Терпеливость отважная вносит.
В бой опасный без Доблести сей не войдет ни едина
Доблесть: бессильна она, коль ее не крепит Терпеливость.
Той порой средь раздавшихся турм надменна Гордыня
На невзнузданном коне летала, львиной покрытом
180. Шкурой, чей мех бременил бока его многомощны,
Дабы, на гриве она воссевши звериной, кичливей
Реяла, зря свысока на дружины с дерзостной спесью.
Башненосну главу возвела власами витыми
Круто, груду сложивши, она, придать чтоб громадность
Кудрям, чтоб гордо чело несло стремнину велику.
Палла льняная у ней распускалася складками сверху