Зрели мы, как Голиаф, и мощью и дерзостью страшный,
Немощной дланию был испровержен: отрочьей пущен
Был десницей в него из пращи кремень просвиставшей,
И в пораженно чело проницающей вторгнулся раной.
Он, непреклонен, грозлив, кичлив, немилостив, горек,
Буйно покамест кипит, пока ярится ужасно,
Вид свой являет пока, щитом устрашаючи ветры,
Вдруг испытав, на что способны ребячьи забавы,
Пылкий воитель, как раз от возраста нежного гибнет.
300. Отрок оный, за мной последовав с силой младою,
Выспрь к державе моей направил дух свой цветущий,
Ибо верный там мне блюдется чертог, под стопами
Бога всемощна, и мне, призывающей в горняя взыти,
С язвой сражаясь грехов, вручает себя победитель».
Молвила, и, разделив позлащенными воздух крылами,
В небо взметается дева; и ей, уходящей, дивятся
Доблести; души у них желаньем полнятся с нею
Вместе идти, когда бы война вождей не держала.
Бьются с пороками вновь и ждут своего воздаянья.
310. От закатных краев вселенной явился враждебник:
Сладострастность, своей не щадящая славы погибшей;
Масть на кудрях её, глас томен, очи блуждают;
В сласти забыла себя, услаждаться — цель ее жизни,
Дух ласкать и томить, впивать беспутно соблазны
Нежные и растлевать надломленное разуменье.
В то мгновенье она изрыгала всенощну трапезу,
Ибо, при свете зари лежа за пиршеством хриплу
Вдруг услыхала трубу и оттоле, покинувши теплы
Чаши, между ароматов и вин походкою шаткой
320. Шла, хмельная, на брань, стопою цветы попирая.
Но не ногами она — колесницей несома изящной,
Раненны ею сердца пленяла мужей изумленных.
О ратоборства вид небывалый! не трость окриленна
Реет, слетев с тетивы, ни дрот свистящий в ременном
Розмахе вспыхнет, ниже копием угрожает десница,
Нет — но фиалки она бросает игриво и розы
Взмахивает лепестком, на врагов проливает кошницы.
Так чаровательный дух добродетелям, уж обольщенным,
По потрясенным костям разливает нежну отраву,
330. Сладкоопасный кротит аромат сердца и оружье,
Мышцы, одетые в сталь, смягчает, сломивши их крепость.
Храбрость теряют они, побежденным подобно, роняют
Дроты бесславно, увы! из слабеющих рук, цепенея,
На колесницу пока, в различном каменьев сиянье,
Зрят удивленно, пока бразды её, кованью звонки,
И колесничную ось, из плотного злата, тяжелу,
Очи незыбно вперив, созерцают они и чредою
Идущи спицы, лучась серебром, которы извивом
Бледным электра широко объемлет обод колесный.
340. Вот уж воинство всё, в стремленье безудержном сдаться,
Волей преходит своей, хоругви клоня, вероломно,
Чтоб Сладострастности впредь услужать, владычицы томной
Власть терпеть и шинка раздольным поддаться уставам.
Срам толь горький узрев, восстенала храбрейшая Доблесть —
Трезвость: на правом крыле споборники уж отступают,
Неодолимая рать погибает без кровопролитья.
Стяг высокий креста, который вождем был искусным
В первом ряду предносим, острием она в почву вонзает
И мятущийся полк укрепляет язвительной речью,
350. Души стрекая где укоризною, где и мольбою:
«Кое безумье в вас дух обуялый тьмой взволновало,
Мчитесь куда вы, кому подставляете шею, какие
Цепи — о стыд! — вам терпеть на дланях воинственных любо,
Вплетшиесь средь вязениц шафранных блистательны крины
И темновидны венцы, цветенья вешнего полны?
Сим-то угодно предать к войне привычные пясти У
зам, в сих-то узлах неистомные длани запутать,
Дабы, кудри мужей объяв, позлащенная митра
Желтым окружьем нард впивала на них излиянный —
360. После того, как печать на челе начерталась елеем,
Коею царско дано помазанье, вечное миро —
Нежной чтоб поступи след выметало долгое платье,
Риза шелковая чтоб низливалась по членам бессильным —
После туники бессмертной, которую перстом искусным
Благостна Вера ткала, содевая покров неприступный
Груди омытой, ей же сама подала возрожденье, -
После сего — к ночным торжествам, где кубок огромный
Пагубу пенистую волной изливает Фалерна,
Чаши где каплют на стол, где вина беспримесным током
370. Одр увлажнился, росой где старинною полита ковань?
Жажду забыли вы ту пустынную, оный забыли
Кладезь, отверстый отцам из утеса, таинственным жезлом
Прянуть принужденный встарь от гребня скалы рассеченной?
В кущи первые снедь не сходила ли ангельска к вашим
Дедам, которую днесь, счастливейший, в веке позднейшем
Призван вкушать вечерний народ от тела Христова?
Брашном сим вскормленных, вас уже упоенье срамное
Тянет в сырой лупанар Сладострастности, вам на погибель:
Мужей, которых ни гремлюща Ярость, ни идолы в битве
380. Не одолели, смогла преклонить плясунья хмельная!
Стойте, молю; о себе воспомните и о Христе вы;
Что ваше племя, что ваша слава, кто Бог и владыка,
Кто господин, надлежит вам вспомнить: вы знатна Иуды
Отрасль, идуща к самой Богоматери, в коей и Бог Сам
Стал человек; от долгой чреды вы явилися предков.
Пусть пробудит избранны умы Давидова пышна
Слава, в заботы войны повергавшаяся беспрестанно;
Пусть Самуил пробудит, на враге возбранивший богатом
Всякой корысти искать и в живых царя побежденна
390. Не терпевший, коль тот не обрезан, чтоб выживший пленник
Возобновить не склонил победителя кроткого брани.
Мнит преступлением он — щадить тирана плененна:
Вам же, напротив, пасть и быть одоленными мило.