И всегда росли страстотерпцев толпы
Под градобитьем.
Мученик, не ты ль, о Винценций, должный
90. На чужбине смерть восприять, в сих землях
Крови скудною возвестил росою
Близкую гибель?
Граждане то чтут, словно сами члены
Кроет дерн твои и в могиле отчей
Всеблаженного бережет, омкнувши,
Кости страдальца.
Наш он, хоть отсель далеко, во граде
Он незнаемом пострадал и славу
Дал гробницы он, победитель, брегу
100. Подле Сагунта.
Наш, и в нашей он отроком палестре,
Доблести учен и маслиной веры
Умащен, врага укрощать ужасна
Силой навыкнул.
В храме этом, он небезвестен, славных
Десять и ещё восемь пальм стяжанны:
Лавром отческим наставленный, с той же
Славой ристал он.
Энкратида, здесь почивают кости
110. Доблестей твоих, коими свирепа
Мира дух предать ты смогла позору,
Пылкая дева.
Не случилося ни едину в наших
Мученику жизнь провождать пределах:
В нашем лишь одна, переживши гибель,
Мире живешь ты.
Ты живешь, чреду вновь рисуя кары,
И хранишь трофей рассеченной плоти,
Возвещая, сколь безобразных горьки
120. Борозды язвин.
Бок исторгнул весь истязатель-варвар;
Кровь истреблена, разрушились члены;
Рассеченная грудь твоя под самым
Сердцем раскрылась.
Совершившаясь дешевеет гибель,
Ибо, отстранив ядовиты боли,
Окончательной подает дремою
Членам отишье.
Но снедаешься ты сырою раной,
130. И горяща боль проницает жилы,
Гнойный сок пока расплавляет тайно
Тлеющи недра.
Хоть завистливый довершить отрекся
Меч гонителя над тобой кончину,
Ты, страдалица, точно смертью, полной
Мукой венчанна.
Печени мы часть отторженну видим,
Кою, вонзены, истянули когти,
Бледной уж в тебе есть владенье смерти,
140. Но всё жива ты.
Титло новое в ликованье нашей
Цезаравгусте от Христа далося,
Страстотерпице да явит живущей
Дом нареченный.
Трижды ты свята шестерицей белой,
Купно Луперком и Оптатом знатна,
Набранный тебе ты сенат во псалмах
Чествуй усердно!
Пой Сукцесса ты, Марциала вспомни!
150. Смерть Урбана будь у тебя хвалима,
Юлию пусть песнь возгласит и с нею
Квинтилиана.
Публия пусть хор воспоет и вспомнит,
Каковым Фронтон был трофеем взыскан,
С добрым Феликсом что вершилось, с пылким
Цецилианом.
Сколь обильна кровь на твое, Эвоций,
Пала и твое, Примитив, сраженье;
Длительной твои, Аподем, да чтятся
160. Славой триумфы.
Четверых мужей напоследок имя
Должно превознесть, хоть размер преградой,
Сатурнинами нарицает коих
Древне преданье.
Песнопения небрежет уставом
К именам любовь золотым, усердье
В речи о святых никогда порочным,
Грубым не будет.
Мера полная в том искусства — молвить
170. Имена, Христов знак несущи, кои
В горней книге суть, ей же быть раскрытой
В должну годину.
Восемь тут святых помянет и десять
Ангел пред лицем и Отца и Сына —
Тех святых, одним кои правят градом
Гроба по праву.
К прежнему сему сонмищу причтутся
Пережившая истязанье дева
И Винценций, чья здесь и кровь, и с нею —
180. Славы источник,
[Купно с ними Гай (премолчать не должно)
И, Кременций, ты, прилучилось коим
Почесть во втором обрести бескровну
Славы стязанье.
Оба, Господа исповедав, стали
Встречь разбойничьим нестрашимо кличам,
Обоим едва довелось пригубить
Вкус страстотерпства.]
Присновечного алтаря в подножье
190. Нашему греху снисхожденья молит
Сонм, его же мать бережет сей знати
Порфироносной.
Плачем дайте нам благочестным вымыть
Жилы мраморов, под покровом коих —
Упование, что моих неволя
Пут разрешится.
Распрострись со мной, благородный город,
Пред гробами весь ты святыми, чтобы
Душам вскоре весь и телам воскресшим
200. Следом пошел ты.
Склонись, блаженный мученик,
С приязнью к дню победному,
Когда тебе, Винценций, был
Ценою крови дан венец!
Сей из мирского сумрака,
Судью и ката одолев,
Возвел тебя на небо день,
Христу вручив ликующа.
Причастник ныне ангелов,
10. Лучишься ризой знатною,
Её ж, необоримый, ты
Омыл, свидетель, кровию,
Когда подручник идольский,
Законом черным ополчен,
Богам языков жертву взнесть
Железом и цепьми склонял.
Сначала речи кроткие
Лил, убеждая ласково,
Как хищный волк, унесть тельца
20. Готов, сперва играет с ним.
«Великий мира царь, — речет, -
Несущий скиптр властительства,
Постановил, да служит всё
Богов обряду древнему.
Приблизьтесь, назаряне, вы,
Отринув грубый свой устав, -
Державцем камни чтимые
Куреньем, жертвой чествуйте!»
Винценций возвышает глас,
30. Левит святого племени,
Служитель Божья олтаря,
Столп от седмицы млечныя:
«Ты божествам сим кланяйся,
Ты камни чти и дерево,
Ты сам для мертвых мертвым будь
Богов первосвященником,
Но мы Отца, сотворша свет,
И Сына с ним Христа Его,
Едина Бога истого,
40. Провозглашаем, Дациан».
Тут он, воспламеняяся:
«Дерзаешь ли, несчастный, ты
Богов и государей власть
Язвить сим поношением -
Священну и державну власть,
Подвергшу род себе людской,
И не смутишься юности
Угрозу пылкой зреть вблизи?
Внемли ж мое решение:
50. Иль ладаном и дерном днесь
Алтарь тебе почествовать,
Иль смерть снискать кровавую».
Но отвечает тот ему:
«Так что ж! насколь достанет сил,
Насколько власти есть твоей —
Противлюсь явно — окажи!
Внемли ты слову нашему:
Христос Бог и Отец, Кому
Мы слуги и свидетели:
60. Исторгни веру, коль силён!
Терзанья, когти и острог,
Пластин шипенье пламенных,
Сама из мук последняя,
Смерть, — христианам прение.