Сочинения

О ваша праздна суетность,

Указ бесцельный Цезаря!

Ума достойны вашего

Вы божества велите чтить:

Иссекла их художна длань,

70. Мехи калили полые,

Несть гласа в них, ни поступи,

Слепые, безъязыкие.

Им в лосном многоценные

Взрастают храмы мраморе,

Им выи рассеченные

Волов ревущих падают.

„Но души ведь и в них живут“. —

Живут — злодейств наставники,

Ловцы избавы вашея,

80. Беспутны, властны, нечисты,

Вас, потаенно нудимых,

На всякий поощряют грех:

Громить убийством праведных,

Гнести благочестивых род.

Но сами чуют, ведают,

Что жив Христос, что Он могущ,

Что царство близится Его,

Для вероломных грозное.

Вопят уж, признаваяся,

90. Из чревных нор изгнанные

Христовым властным именем,

Те божества — те демоны».

Громового вещания

Кощунственный не снес судья:

«Замкнуть уста, — он вопиет, -

Чтоб не ругался дерзослов!

Рекущему заприте глас,

Тотчас мне дайте ликторов,

Плутонов сих преступному,

100. Что жатвой плоти кормятся!

Уж дам я власть преторскую

Хулителю почувствовать,

Чтоб наших не безмездно он

Богов сверженьем тешился.

Один, строптивец, ты попрать

Святыни мог тарпейские,

Один успел бесчествовать

Рим, и сенат, и Цезаря!

Связавши длани на хребте,

110. Его тяните вверх и вниз,

Покуда скрепы костные

Не лопнут чередою в нем!

Ударом вы пронзительным

Раскройте глубь подреберну,

Чтоб в норах ран нам узрелся

Отверстой трепет печени».

Смеялся ратник Божий им,

Коривший длань кровавую,

Что когти-де вонзенные

120. Не глубже проницают плоть.

Уж крепость вся пытающих

Иссякла в недр терзании,

Усилье запыхавшеесь

Сорвало мышцы томные:

Однако он тем радостней

От всяких туч свободною

Чела лучится ясностью,

Твое, Христе, присутство зря.

«О стыд нам! что за зрелище! —

130. Рек Дациан, безумствуя. —

Весь светел, подстрекает он,

Сам веселей мучителей!

Их сила, упражненная

На казнях беззаконников,

В сей битве не пособствует,

И втуне им искусство мук.

О чада вы темничные,

Неодолимых двое, вы

Сдержите на минуту длань,

140. Чтоб сила отдохнула в ней.

Засохшие ранения,

Когда рубец закроется

Со кровью охлажденною,

Пронзительная длань взорвет».

Сему левит ответствует:

«Когда уже находишь ты

Угасшей пылкость псов твоих —

Твой час! палач начальственный,

Сам покажи, как можно им

150. Укровы рвать глубинные,

Сам руки наложи свои,

Впивай ручьи кипучие!

Свирепый, заблуждаешься,

Тем мысля покарать меня,

Что плоть, подвластну гибели,

Ничтожишь ты разметанну.

Другой живет внутри меня,

Насилью не подверженный,

Свободен, тих и невредим,

160. Скорбей он чужд немилостных.

Что истребить радеешь ты

С толикой силой ярости —

Лишь утлый и худой сосуд,

Любым крушимый способом.

Ну, приложи ж ты тщание

Того рассечь и сокрушить,

Кто жив внутри и кто твоё,

Тиран, попрал безумие!

Его рази, сломи его,

170. Его, неодолимого,

Кто в бурях не склоняется,

Едину Богу подданный!»

Речет, и когти скрегчущи

Его терзают изнова;

Уста лукавы претора

Слова шипят змеиные:

«Коль очерствила стропотность

Таким тебя бесчувствием,

Что наших одр богов рукой

180. Пренебрегаешь тронуть ты,

Хотя б страницы скрытые

И тайны книги укажи,

Чтоб толк, обманы сеющий,

Спален был правым пламенем».

Услышав, молвит мученик:

«Огнем, которым, лиходей,

Грозишь листам таинственным,

Сам опалишься праведней.

Зане письмен отмстителем

190. Небесных придет лезвие,

Язык перуном жгущее,

Сию заразу молвивший.

Золу зришь, оказующу

Насельников гоморрских грех,

И прах содомский — явственный

Свидетель казни вечныя.

Сему примеру, змий, внемли:

Ведь скоро серной копотью

И дегтем, смешанным с смолой,

200. Ты оболчешься в Тартаре».

Гонитель, сим уязвленный,

Бледнеет, рдеет, мечется,

Безумными кружа очьми,

И пену, скрежеща, струит.

По долгом колебании Решает:

«Должно крайнему,

С жаровнею и пламенем,

Свершиться испытанию».

Но тот, шаги ускоривши,

210. К дарам сим устремляется,

Поспешлив в ликовании,

Летя вперед мучителей.

Пришли к палестре подвига

Надежда со свирепостью,

И входят в бой сомнительный

Тут мученик, а там палач.

Пилообразный дыбит брус

Одр частою зазубриной,

И углей груда велия

220. Живым курит дыханием.

Восходит волей на костер

Святой с лицом нетрепетным,

Как за венцом уверенно

На горний шествует помост.

Он солью окроплен: трещит,

Искрит она, осыпавшись;

Шипящим жалом, пламенна,

Во плоть его впивается.

Глубоко рашпер огненный

230. В тук, впившись, погружается,

Отколе каплет исподволь

Роса по членам дымная.

Средь пагуб сих недвижен он,

Как будто боль не властна в нем,

И очи простирает ввысь,

В цепях бо пясти скованы.

Оттоле взявши смелого,

В угрюмый грот влекут его,

Чтоб света вольно зрение

240. Высокий не бодрило дух.

Есть в глубине узилища

Обитель мглы чернейшия,

Котору своды каменны

Сдавили клетью тесною.

Там вечная таится ночь,

Светилу дневну чуждая;

Ужасный здесь острог своей

Владеет преисподнею.

В сию свирепый супостат

250. Страдальца бездну вринувши,

В колодки заключил стопы,

Его раздвинув голени.

Тут муку вносит новую

Искусник истязательства,

Тиранам всем безвестную,

Досель не изреченную.

Черепьем колотым велит

С углами он негладкими,

Изостренным, безобразным,

260. Страдальца спину испещрить.

Всё ложе неотступная

Боль ополчает жалами,

Вперяя встречно лезвие

С испода в бок недремлющий.

Вот что, обмыслив, выстроил

С искусством ухищренным кат;

Но Вельзевула ловкие

Христом затеи рушатся.