Ведь слепота темничная
270. Вдруг блещется сиянием,
И пут его двойной укус
По скважням распадается.
Тогда Винценций познает:
Пришло его надеянье,
Тружденья мзда толикого,
Днесь светодавец с ним Христос.
Тут видит он, что иверни
Черепяные нежными
Цветами уж оделися,
280. Застенок дышит нектаром.
И неисчетны ангелы,
Близ ставши, собеседуют,
Един же, величавейший,
Так мужа нудит речию:
«Восстани, славный мученик,
Восстань, спокоен о себе,
Восстань, в блаженных сонмищах
Ты нашим будь причастником!
Уже довольно пройдено
290. Грозливой кары поприще,
И красною кончиною
Страдание свершилося.
Неодолимый ратниче,
Отважный из отважнейших,
Свирепым и немилостным
Ты страшен истязаниям.
Сим зритель быв Христос Господь,
Бессрочным веком воздает,
И общника Креста Его
300. Венчает щедрой дланию.
Сей утлый отложи сосуд,
Из брения замешенный,
Что гибнет, раздробившися,
И волен в небеса гряди!»
Так рек; сквозь двери замкнуты
Свет проницает внутренний,
И в узких щелях тайного
Мерцанье света явствует.
Сему дивится в ужасе
310. Смотритель прага пасмурна,
Кому сей ночью выпала
Забота мрачный дом стрещи,
И псалмопевца сладостну
Он мученика внемлет песнь,
Которой соревнуя, глубь
Острожна отзывается.
Трепеща, взоры внутрь стремит,
Насколько, приступив к дверям,
Вглядеться через тесные
320. Петель суставы может он:
Цветенья полон вешнего
Черепяной там видит одр,
И сам страдалец с пением
Ступает, путы сринувший.
В слух претора смятенного
Пришло известье сих чудес:
Стеня, в себе вращает он
Гнев, скорбь и поношение.
«Из стен, — велит он, — вынести,
330. Чтоб на тепле он ласковом
Ожил, да нову трапезу
Даст, освежась, мучениям».
Тут со всего б ты града зрел
Толпы стеченье верныя,
Жестокий одр смягчающей,
Кровавы раны сушащей.
Сугубую когтей бразду
Проходит тот лобзаньями,
Другой же ликовствует кровь
340. С телес впивать пурпурную.
Напитывает большинство
Холстину кровью каплющей,
Чтоб для потомков укрепить
Святое защищение.
Тогда сам страж узильницы
И вратарь заточения —
Так молвит древность сведуща —
Вдруг во Христа уверовал.
Он сквозь засов заложенный
350. Вертеп глухия темени
Зарею света пришлого
Увидел осиявшимся.
Когда же на одре своем
Вкусил покоя мученик,
Разбитый, томный медленьем,
Палимый смерти жаждою -
Коль мнить то должно смертию,
Что из темницы плотския
Изъемлет дух свободшийся,
360. Чтобы вернуть Создателю,
Дух, очищенный кровию,
В купели смертной вымытый,
Себя и бытие свое
Христу несущий жертвою, -
Итак, когда на нежный он
Покров откинул голову,
Оставив члены, к небесам
Дух взреял победительный.
Прямая в горней области
370. Тропа к Отцу торилася,
Которой шел кощунником
Убитый Авель праведный.
Се, обступают путника
Святые белым сходбищем,
И своего соузника
Креститель Иоанн зовет.
А христианска имени
Палился враг напрасною
Отравой желчи, ревностью
380. Снедая сердце лютою.
Свирепствует здесь, мнится, змей
С зубами раздробленными:
«Ликуя, ускользнул, — речет, -
Мятежник, пальму выкравший.
Но есть еще последнее:
На мертвом кару выместить —
Зверям извергнуть труп его
Иль псам на брашно изметать.
Я сокрушу и кости в нём,
390. Да не стяжает гроба он,
Который бы честила чернь,
Страдальца имя начертав».
Так скрежеща, священну плоть
Ругатель (о зловещий грех!)
Нагую, запретив покров,
Изринуть в тростники велит.
Однако глад неистовых
Зверей, ниже пернатых стад
Трофей преславный не дерзнет
400. Пятнать касаньем мерзостным.
И коль иная с дерзостным
Окрест ширяет клёкотом,
Угрюма птица, налетев,
Её на бегство обратит.
Ведь ворон, древле Илии
На яств ношенье приданный,
Свершает службу ревностно
И неотлучно бодрствует.
Из чащи он соседния,
410. Шумя, враждебный, крыльями
И перьем хлебеща в глаза,
Огромна волка выгнал прочь.
Кто б из неверных мнить посмел,
Что хищна тварь, которая
С быком в бою соступится,
Поддастся перью нежному?
С рычаньем шел он яростным,
Полетом легким устрашен,
Бежал добычи узренной,
420. Сбит стражем невоинственным.
Что, Дациан, ты чувствовал,
Внимая таковым вестям,
Каким стрекалом стонуща
Пронзала скорбь сокрытая,
Когда ты тела мертвого
Препобежден был доблестью,
Самих костей слабее был,
Порожних членов немощней?
Но что, тиран упорнейший,
430. Надмению несдержному
Положит окончание?
Никая грань не спнет тебя?
«Никая; не уймусь и впредь;
Коль суровство звериное
Смягчилось, милосердие
Кротит несытых воронов,
В пучину погружу я труп:
Ладью ярливый сломленну
Вал не щадит, и пенные
440. Не знают хляби жалости.
Иль там ему без устали,
Игралищу сомнительну,
Нестись скитальным веяньем,
Толпы кормя чешуйные,
Иль под утесом гремлющим
Шершавых камней острия
Между скалистых полостей
Плоть иссеченну разотрут.
Кто б из мужей, с усердием
450. Челны искусный в бег пускать
Веслом, ветрилом, вервием,
Кто рассекать способен понт,
С болотной луговины взял
Лежащий неврежденно труп,
И, легкою ладьей несом,
В пространну зыбь умчал его?
Но тело пусть согбенное
В мешок плетеный ввергнется,
И бечевой привязанный
460. Его валун утянет вглубь.
Пустись же в путь свой тщательно
С веслом, дробящим водоверть,
Покуда брег оставленный
Не канет из очей твоих».
Наказ один из воинов
(Евморфионом звался он),
Свирепый, грубый, дерзостный,
Приял, горя яризною.
Сплел мрежу он из бечевы,
470. И тело в ней сложив, зашил,
И, путь немалый вымеряв,