Сочинения

В груди распасться скрепам у него велит;

Трудные он препоны души, сцепления жизни

Разверз, из тесных дав убежищ вынестись.

Кровь из внутреннего источника жил, по отверстой

90. Стезе пустясь, прощается с предсердием,

И многочисленными пронзенного скважнями тела

Пыл жизненный, дыша, из недра пышет вон.

Вот что, изражено в светозарных цветах, чужеземец,

Ты зришь, дивясь; се слава Кассианова.

Правое коль ты желанье несешь и любезное, молви,

Коль есть надежда, коль снедаем думою.

Внемлет, верь, всем мольбам сей мученик благопреклонный,

И всё свершает, что достойным видится».

Я повинуюсь: объяв могилу, слезу изливаю,

100. Алтарь устами, камень грудью теплится.

Тут озираю я все мои потаенные скорби,

Тут все шепчу боязни и желания:

И что оставил я дом за спиной, с судьбиной сомненной,

И зыбкое грядущих благ надеянье.

Я услышан: во град прихожу; в хлопотах успеваю;

Домой гряду, чтя Кассиана песнию.

X. Святого мученика Романа глаголы противу язычников

Роман, свидетель Христа Бога доблестный,

Уст безъязыких орган двигнь, помощник мой,

Ущедрь немого песнию изысканной,

Дай чудеса мне славы возгласить твоей!

Ты знаешь сам, что может и немой рещи.

Палач свирепый нёба и гортани плектр

Хотя исторгнул у тебя, безмолвными

Уста, гласящи Бога, не соделал он.

Не угасить глас — истины свидение,

10. Хоть и трепещет в устье он рассеченном.

Бессильного так языка речь косная

Гугнивит, в звуках неподобных силится;

Но коль росою печень ты небесною

И грудь духовным млеком окропиши мне,

От хриплости вдруг трудный звук очистится.

Евангелистом заповедь записана,

Самим Мессией данная апостолам:

«Слов не ищите, как Мое вам таинство

Гласить придется, вы предусмотрительно:

20. Я неготовым надобный внушу глагол».

Я сам безмолвен, но, могущ витийствовать,

Христос, язык мой, всё изрядно вымолвит.

Он скажет Сам, как, в крайности надмения,

Воздвигнул смуту демон, чтобы рухнуть в ней,

Явив последню ярость, язва худшая.

Так змий, ударом копия уязвленный,

Железо гложет и, от боли злобствуя,

Его колеблет, зубы вкруг него сомкнув;

Но дрот вонзенный глубже лишь уходит в плоть,

30. К его укусам тщетным нечувствителен.

Галерий в ону пору мира Римского

Властителем был, древность возвещает нам, -

Жестокий, горький, стропотный, безмилостный.

Указ во всю он ширь издал вселенныя:

Христа отвергни тот, кому любезна жизнь.

То оный змий речет устами царскими,

Который, мертвых из гробницы вышедши,

Вопит: «Что, прежде времени явившися,

Мою державу рушишь? Сын Всевышнего,

40. Помилуй — в сердце хоть свином дай властвовать!»

Со всяким рвеньем в то Асклепиад префект

Занятье вдавшись, воинам идти велит,

Народ церковный даже из святилища

Исторгнуть, дабы ввержен был в узилище,

Коль назарейска не уйдет учения.

Потом и сам, в храм помышляя вторгнуться,

Горя Святая он святых повергнуть в прах,

Оружьем гнусным затевал кощунственно

До тла олтарный истребити жертвенник

50. И сами двери распростерть в развалинах.

Но предваряет, сведав оный замысел,

Блистательныя доблести герой, Роман;

Врагов оружных он вестит пришествие,

Крепя страшливым души увещаньями —

Быть наготове, в буре не клонитися.

Единым духом дышит христианская

Сплоченна паства, сей собор нетрепетный,

Мужи где, жены, отроки и девы где;

Во всех решенье крепко впечатлелося:

60. Спасти им веру иль скончаться волею.

Судье доносят воины отгнанные:

Роман мятежным воевода сборищам,

Все неуклонным пышут дерзновением

Подставить твердо горло незакрытое,

Чтоб храбро гибель им снискать преславную.

Схватить немедля тут Романа велено

И одного, как факел и стрекало всех,

Судить ватаги вместо непокорливой.

Идет послушно, хочет узы он приять,

70. Свои заводит сам он длани за спину.

К венцу стремленье чуть ли должность ликтора

Не упредило грубую: раздвоенным

Когтям он ребра предал обнаженные.

К высоку прагу ринулся; служители

Оцепенели; сам он ката влек с собой.

Предстал пред очи, и тиран глаголет так:

«О мерзостное чудище, бесславное,

Ты, возмутитель града, толпищ суетных

Ты вихорь, шатки души будоражащий,

80. Чтоб пред законом чернь не преклонялася.

Молвы в том тщетной неким прославлением

Невежественный люд быть взыскан думает,

Священными мнят на века соделаться,

Коль, как гиганты, двигнут брань против богов

И под завалом гор погибнут огненных.

Тобой, пропащий, уготован сей позор —

Кроваво бедство граждан истребляемых:

Как святотатцам, мира осквернителям,

Казнь надлежит им — се твоих уроков плод:

90. Вина ты смерти, пагубы ты знаменщик.

Мню справедливым, чтоб, виновник дерзостный,

То, что стерпеть ты многих нудил, как палач,

К тебе вернулось, и за кроволитья все,

Что будут вскоре, первым кару принял ты,

Снести имущий сам, к чему других склонял».

Сему в ответ он речь стремит свободную:

«Не уклоняясь, о префект, приемлю я

За племя верных одному быть закланным;

Достоин я — коль моего ты мненья ждешь —

100. Всего, что ваша ни велит безжалостность.

Вступить прислуге идольской и демонской

В святой спасенья нашего запретно храм,

Да не сквернится чистый дом молебствия;

В Святом надеюсь Духе — никогда тебе

Стать на блаженном праге не позволится,

Коль только в нашу ты не удостоишься

Быть принят паству — да створит то Бог Отец!»

Воспламенен сим, повелел Асклепиад