На дыбу тело вздеть для растерзания,
110. Растягивая вервием и крючьями.
Но исступленный слышит от чиновников,
Что из старинна рода обвиняемый,
Средь первых граждан он заслугой многою.
Брус вредоносный тот тогда убрать велит,
Чтоб муж не ввергся знатный в кару подлую.
«Бичуйте, — молвит, — частыми ударами,
Свинцом исхлестан, пусть хребет раздуется.
Лицу любому казнь есть сообразная:
То много значит, из простых иль знатен он;
120. Различье муки — в степенях виновников».
И вот биемый градом оным мученик
Между хлестаньми гимн вознес свинцовыми
И, восклонившись, начал: «Знатность чужда мне
По крови предков, по закону курии;
Христа ученье знатными творит мужей.
Первоначало племени коль нашего
Ты по сплетенью счислишь родословия —
От уст Отца мы Бога бытие берем.
Ему кто служит, знатен тот воистину;
130. Отцу мятежник — подлым обретается.
Потом и нова почесть родословию,
Блеск велелепный, словно магистрат, придет,
Коль исповедник веры во свидетельство
Железа язвы понесет и пламени
И за насильством кар грядет смерть славная.
Брегись не к месту благосклонство выказать,
Не дай ослабы мне ты снисходительно;
На плоть обрушься, кат, да знатен стану я!
Стяжав в успехе оном прославление,
140. Вменю в уметы род отца и матери.
И сами ваши высших санов степени —
Как их ты ценишь? иль не скоротечны суть
Секиры, фаски, кресла, тоги пышные,
Судище, ликтор и клейнодов сотни три,
От коих дмитесь, чтоб сдуваться вскорости?
Приемля должность консула, вы, как рабы, -
Цыплят — промолвить стыдно — полбой кормите;
Орлом слоновой кости напыщается
Его носитель, от клыка спесивяся
150. Звериного, что в образ птицы выточен.
Коль истукана к стопам, иссеченного
Из дуба, перед алтарем падете ниц,
Ужель найду я нечто вас униженней?
Ступают босы, знаю, пред двуколкою
Вельможи в тогах в день Идейской матери.
На колеснице камень чернообразный,
Схож с ликом женским, в сребряном ларце, лежит,
Пред ним идете, к омовенью правя путь,
Стопы стирая, обуви лишенные,
160. Доколь альмонска тока не достигнете.
Но что за пышность скаредна? бесславными
Вы зритесь, рыща луперками в городе.
Из слуг кого не счел бы я ничтожнейшим,
Коли, по стогнам в наготе он бегая,
Дев на потеху знай бичом вытягивал?
Твоих святынь мне жаль, твоих начальников,
Твоих мне нравов, Рома, верх вселенныя.
Ну что ж! раскроем, коль угодно, таинства,
Префект, мы ваши: надлежит внимать тебе,
170. Неволей или волей, грязь какую чтишь.
Твое безумство дмящеесь не страшно мне,
Что лик насуплен, что в окостенении
Грозишь мне мукой гибели жестокия:
Смутить меня коль сими тщишься средствами,
Сразись со мною в разуме, не в ярости!
Велишь Отца мне и Христа святынь уйти,
Честить с тобою тысячи мужей и жен,
Богинь с богами, купно обоих полов
Детей, рожденных ими, внуков, правнуков,
180. Любодеяний стольких племя гнусное.
В брак входят девы, часто их коварство тлит,
Обман над ними властвует любовничий,
Кипит беспутство, жар томит развратников,
Лжет муж, супругу гнев палит к совместнице,
Распутны боги цепью уловляются.
Молю, скажи мне, подле алтарей каких
Овном закланным должен мой куриться дерн?
Пойду ли в Дельфы? Но претит об отроке
Молвь совращенном, коего растлил ваш бог,
190. Воспользовавшись вольностью гимнасия.
Оплакал гнусный вскоре диска тяжкого
Удар, в цвет вешний превратив наложника;
Наёмный пастырь ставши стада чуждого,
Угнать он вору попустил коров своих,
Страж нерадивый, и своих лишился стрел.
Пойду ль Кибебы в рощу я сосновую?
Младой мешает галл, что из-за прихоти,
Раненьем скорбным, пола отсечением,
Избавлен ласки божества бесстыдного —
200. Скопец, во празднствах Матери оплаканный.
Великого ль мне праг лобзать Юпитера?
Коль по уставам вашим приведется в суд,
Увязнет в грозной Юлиевой мрежи он,
Скантиниеву кару примет строгую:
Будь ты судьею, ввергнул бы в острог его.
Ужель златого века созидателя
Честить ты мыслишь? Не оспоришь — то беглец,
В боязни кары, точно вор, таившийся:
Услышь Юпитер, что живет он счастливо,
210. Тех покарает, чьей он скрылся помощью.
Что с алтарями делать неуживчивых
Божеств ты скажешь? Негодует Марсова
Обиженная доблесть, коль Лемносца чтят;
Юнонин узрит гнев любой, кто статую
Или часовню Геркулесу выстроит.
Пиитов, молвишь, это дерзкий вымысел;
Но тех же точно таинств посвященные,
Как ты, и всё то чтут они, о чем поют.
Что ж ты читаешь их кощунства с радостью,
220. Что ж ты в театре оным плещешь зрелищам?
Растлитель-лебедь на подмостках грех чинит,
Актер рогатым прядает Громовником;
Сидишь, понтифик вышний, ты средь зрителей,
Смеешься, зрелищ сих не отвергаючи,
Когда бесчестят божество великое?
Что ж ты, священник, смехом разражаешься,
Коль бог заемлет мужа вид Алкменина?
Над Адониса раной театральная
Стенет блудница в скорби сладострастия,
230. Тебя ж Киприды лупанар не трогает?
И в изваяньях истина ль не явствует,
В меди, на память преступленьям, вылита?
Что значит образ, присно близ Юпитера,
Слуги перната? быстрый сей оружничий
Царю был сводник, что примчал любовника.
Церера, в ризе распущенной, с факелом:
Зачем, коль деву ни единый бог не крал,
Котору ищет мать, всенощно бодрствуя?
Мы зрим кружаща вретено Тиринфия:
240. Зачем, игрушкой коль не быть Неэриной?