Сочинения

640. И поприще всем подал к воскресению.

Сей крест наш; всходим мы на древо оное;

Христос казнен был ради нас — и к нам же Бог

Христос вернулся, человек быв в гибели,

Двойной природы: смертный и премогший смерть,

Вернулся в то Он, потерять чего не мог.

О тайнах молвлю лишь немного нашего

Спасенья, веры я о преспеянии;

Уже смолкаю: рассевати бисер нам

Христов запретно скверных посреди свиней,

650. Чтобы святыни грязна не попрала тварь.

Но так как праться мне глубоким доводом

С тобой не должно, спросим то, что ближе к нам:

Да обратимся к самому суждению

Мы чувств природных, в коем нет искусности:

То нам посредник, чуждый украшательства.

Дай отрока нам лет семи иль менее,

От ненависти только чтоб свободен был

И от приязни, чтоб причуд ума был чужд;

Мы испытаем, путь какой нам нежное

660. Укажет детство, что младая сила мнит».

Одобрив оный страстотерпца замысел,

Префект из сонмищ малых одного берет,

От материнска млека отлученного

Совсем недавно, и глаголет пленнику:

«Спроси: мы мненью детскому последуем».

Роман, пылая вопросить невинную

Природу, с нравом млечным, говорит: «Сынок,

Скажи, приличным что ты мнишь и истинным —

Христа ль едина чтить и во Христе Отца

670. Обличий божьих нам молиться ль тысяче?»

Дитя смеется, отвечая тотчас же:

«Что называют Богом, как бы ни было,

Должно единым быти и единственным.

Таков поскольку есть Христос, Он истый Бог,

Богов станице и дитя не верует».

В стыде, колеблясь, изумлен тиран стоит;

Хоть не пристало над невинной младостью

Являть закона силу, не даёт простить

Разнузданная ярость таковым речам:

680. «Кто эти, — молвит, — преподал слова тебе?»

Тот отвечает: «Мать, и Бог Сам — матери,

Она впитала, Духом наученная,

То, что давала с колыбели снедью мне;

И, как впивал я млеко от двойчатого

Сосцов истока, веру во Христа впитал».

«Так мать сюда нам! — вопиет Асклепиад: —

Своей науки следствия прискорбные

Наставница пусть узрит нечестивая!

Смерть сына видя, в пагубу ученого,

690. Свое прельщенье пусть оплачет, сирая.

Тому не быть, чтоб наши утомилися

С ничтожной женкой слуги: боль сколь малая

Скрушит младенца, смерть сколь быстро вынудим!

Жесточе будет казнь зеницам матери,

Чем если б члены коготь ей кровавый сек».

Едва измолвив это, наказует он,

Дитя поднявши, бить по тылу дланию,

Потом, одежду сняв, хлестать и розгами,

И нежну спину — тяжкими ударами,

700. Отколь скорее млеко, нежель кровь, течет.

Скала какая зрелища б те вынесла,

Какая твердость медная, железная?

Колькрат на тело падал прут обрушенный,

Лоза багрилась влажна скудной кровию,

От коей рана росной синевой слезит.

Рекут, ланиты грозны истязателей

Слезой точились, самовольно каплющей

По лицам оным, с варварской гримасою,

Тут и писцы, тут и народны толпища,

710. И знать с сухими не осталась лицами.

Одна лишь матерь в плач не погрузилась сей;

Весельем ясным блещется чело ее:

Отважней в сердце верном благочестие,

В любви Христовой пред скорбьми упорствуя

И укрепляя чувство кроткой нежности.

Воскликнул отрок, что томим он жаждою:

В мучениях зной огненна дыхания

Его принудил о глотке питья просить;

Но мать сурова, издалека с пасмурным

720. Лицом воззряся, упрекает так его:

«О сыне, страхом ты мятешься немощи,

Сраженный болью, ты сдаешься ужасу.

От моего я чрева не такой-то плод

Сулила Богу, не в такой надежде я

Тебя родила, что уступишь гибели.

Воды взыскуешь, под рукой имеючи

Живой тот кладезь, неоскудевающей

Что льет стремниной, всё поя живущее,

Внутри, снаружи, душу купно с плотию,

730. И вечностию ущедряет пьющего.

Достигнешь тока оного ты вскоре, лишь

И дух и сердце воскипали б пламенем

Христа увидеть, Коего испив лишь раз,

Так сердца всяку пылкость обуздаешь ты,

Что жизнь блаженна жажды не познает впредь.

Сию-то, сыне, чашу днесь испить тебе,

Что в Вифлееме многим детям подана:

Забыв о млеке, о сосце о матернем,

Их младость горьким, но невдолге сладостным

740. Насытясь кубком, крови мёд пригубила.

За сим примером следуй, чадо храброе,

О знатна отрасль, о веселье матери!

Всем летам дал быть доблестей вместилищем

Отец, не презрел дня Он ни единого,

Новорожденным дав триумфы праздновать.

Тебе рекла я часто, пред наставницей

Когда резвился, вторя ты речам моим:

Едино чадо Исаак отцово был,

Который, в жертву ведшись, зря олтарь и меч,

750. Свою подставил старцу шею волею.

Поведала я и об оном славнейшем

Сраженье, в коем седмь единой матери

Детей трудилось, по делам своим — мужей,

И при кончине горькой мать внушала им,

Чтоб не скупились муке и венцу на кровь.

Приготовленье видела их гибели

Присущая там мать — и не подвигнулась,

Но ликовала всякий раз, как отрока

Иль сковрада пекла, елеем трещуща,

760. Иль прожигало страшное пластин клеймо.

Власы и кожу содрал одному из них

С чела терзатель, чтобы, обнаживши верх

До самой выи, обесчестить голову;

Она кричала: „Потерпи! увяжешься

Ты диадимы царской вскоре перлами“.

Язык тираном велено единому

Из них отрезать; мать рекла: „Довольно уж

Добыто славы нами: се, часть лучшая

Пожерта Богу днесь от плоти нашея;

770. Язык достоин верный приношеньем быть.

Истолкователь духа, возвеститель дум,

Служитель сердца, чувств глашатай спрятанных,

Да принесется первым в жертву гибели,

Да искупитель будет членам всем;