Сочинения

За обреченным все вождем последуют“.

Стрекалом нудя этим Маккавеев, мать

Врага скрушила, седмь крат одоленного,

Сынов ей сколько, столь триумфов славных ей;

А мне единый плод чтоб пышну славу дал,

780. О жизнь моя, то вложено во длань твою.

Для сей утробы верного вместилища,

Гостеприимства, длившась десять месяцев,

Коль персей наших сладок нектар был тебе,

Коль лоно нежно и гремушки радостны,

Упорствуй, вспомни сих даров виновника!

Как восприял ты жизнь во глубине моей,

Не вем — и тело выникло отколь, не вем;

То Жизнодавец знает и Создатель твой;

Тому пожертвуй, дар Чей — бытие твое,

790. Добро, даренье коль вернешь дарителю».

Речам сим внемля, отрок ликовствующий

Лозе свистящей, боли бичевания Уже смеялся.

Тут судья приказ дает:

«Дитя в темницу запереть — в толиком зле

Роман повинный пусть жесточе мучится».

Рубцов по свежим начертаньям сызнова

Его вспахали; где недавно острое

Влекли железо — вновь кровоточащими

Отверстым знакам вслед проходят язвами;

800. Но укоряет в вялости победник их.

«О немужская крепость, длани томные!

Не мочь так долго здание единое

Дотла рассыпать тела столь непрочного!

Едва живет в нем связь — но все не рухнется,

Одолевая мышцы дланей немощных.

Резвей собачьи раздирают труп клыки,

И действеннее много клюв стервятника,

Останок плоти мертвыя ядущего;

Вы изнурились гладом невоинственным;

810. Ваш зев звериный, но прожорство вялое!»

От слов сих бурным гневом воспылал судья,

До приговора докипев последнего:

«Коль промедленье так досадно, скорый ты

Конец приимешь: пламенем быть пожрану

Ты обречен и пеплом легким сделаться».

А тот, со стогнов увлекаем дикими

Приспешниками, молвил, обернувшися:

«К Христу взываю моему я о твоем

Немилосердье — не дрожа пред гибелью,

820. Но да узрится суетность судов твоих».

«Что ж медлю, — молвит тот, — казнить обоих я,

В злочестье общных отрока с учителем?

Дитю ссечет пусть меч главу ничтожную,

В отмстительном пусть этот сгинет пламени;

Да в час один кончину примут разную».

Приходят к месту, где свершиться гибели;

В объятьях матерь принесла дитя свое,

Как первородный, мнилося, приплод несет

На жертву Богу плетеница Авеля,

830. Избран в овчарне, прочих непорочнейший.

Потребовал кат мальчика, и мать дала,

На плач не тратя времени, лобзанье лишь

Напечатлела: «Милый мой — сказав, — прости;

Когда ж, блаженный, в царство ты Христа войдешь,

Воспомни матерь, сыне, будь защитник ей!»

Рекла; когда же шейку отмахнул своим

Мечом убийца, в песнях матерь сведуща

Гимн возглашала от псалмов Давидовых:

«Честна святого смерть пред взором Божиим;

840. Се он Твой раб есть, Твоея рабыни сын».

Сие глаголя, плащ свой распускала вширь

И простирала длани под удар и кровь,

Чтоб из струящих жил волну обильную

Поймать, чтоб лика шар приять ей скачущий;

Прияв, на персях обомкнула накрепко.

В другой же части поля из сосны сухой

Костер огромный складывал сжигатель тел,

Прокопченный весь, хворост окропляючи

Растопленною пламенной смолы росой,

850. От снеди сей чтоб пламень взнялся буйственный.

И с загнутыми на рогатку дланями

Роман толканьем на кострище взводится:

«Я знаю, — молвит, — мне не быть сожженному,

Не предначертан сей мне род страдания;

Еще свершиться чуду тут великому».

За сим глаголом треск ужасный следует

Обрушившейся тучи; стрежью черною

На огнь нисходят облаки стремглавные.

Поленья маслом поят обгорелые,

860. Но дождь сильнее брашен влажных пламени.

Палач трепещет гнусный, новизною сей

Смятен, и, сколь в нем рвенья есть, противится,

С промокшим пеплом ворошит он головни,

Возобновляет жар он пакли пригоршней

И огненного в волнах ищет семени.

Когда судье то донесли рассерженну,

В нем желчи ярость вздвиглась беспощадныя:

«Доколь колдун сей, — рек, — первостатейный нам

Смеяться будет, песнью фессалийскою

870. Искусный кару обращать в посмешище?

Быть может, если шею повелю склонить,

Она под раной мечной не расступится,

Иль отделивша выю отсеченную

Смежится снова язва и закроется,

И водворится вновь на раменах глава.

Потщимся ж прежде часть какую б ни было

Отсечь железом, жить оставив прочее,

Чтоб не единой казнью многих зол творцу

Скончаться, смертью не одной израднику:

880. Сколь есть в нем членов, столь познает пусть кончин.

Узнаю, верно ль, гидра что Лернейская

Вновь прорастает членами воскресшими,

Что восполняет тела умаленного

Увечья новы: тут и Геркулес у нас,

Змеины свычный прижигать ранения.

Призвать немедля лекаря умелого,

Который члены сечь искусен смежные

И сопряженья в жилах разделять могущ:

Мне нужен тот, кто кости лечит выбиты,

890. Сращенья ради пеленает сломленны.

Сперва изнимет пусть язык от корени,

Зане один он членов всех беспутнее;

Богов противу наших дерзко двигнувшись,

Святыни древни, гнусный, он бесчествовал,

Не пощадивши самого властителя».

Тут лекарь некий, Аристон, к ним призван был;

Язык велит он высунуть; явил тотчас

Язык, всю глотки глубь отверзнув, мученик.

Ощупывает нёбо тот, скитаяся

900. Вслед гласу перстом, место раны пробуя.

Там, истянувши от устен язык ему,

Ланцет, вдвигая в самую гортань, ведет.

Когда же резал он волокна исподволь,

То мученик уст не сомкнул, зубов отнюдь

Не сжал он тесно, крови не впивал своей.

Недвижен, с зевом пребывал открытым он,