Когда-то был рекою наш ручей.Смотри, как берега его широкоРаздвинулись: один уходит вдальОбширною, пологою долиной;Вон нива, вся струистая, пространноНа нем переливается волнамиПод легким ветром; вон луга светлеютИ улыбаются на солнце, влажноИ сочно зелены; а там – деревняКурится светлыми столбами дымаНа светлом небе и блестит оконцем,Темнея гнездами дворов, избушекИ огородов пестрых и звучаЧуть слышно звуками привычной жизни.Другой же берег, правый, всходит крутоК суровому темнеющему бору,Что как-то жестко вырезал своиНемногие отдельные вершиныПо-над черно-зеленою стенойНемыми знаками на бледном небе;Внизу опушкой видная дорожкаТеряется в бору; и, заглушенСтолетним мягким шумом – слышишь? – звон.И, отвечая предвечерним звукамНевнятным говором, но умиренным,В песчано-каменистом ложе, с камняНа камень тихо прядает ручей,Прозрачный и холодный, беспокойный,Но светлый. Там же, где из бора вплотьК нему дорожка подошла, а противТропинка из деревни, – там струеПодставлен деревянный желобокИ, сужена, она с особой силойПрозрачною хрустальною дугойВ кипенье пены звучно ниспадаетИ хлопья белого цветенья мчит,И поглощает, и, опять прозрачна,По камням и песку спокойно вьется.Порою из деревни с коромысломИ парой ведер девушки сюдаБегут, переговариваясь звонко,И осторожно, медленно обратноИдут, чуть ношу светлую колебляПлечами сильными. Порою жницаУсталая сойдет кувшин наполнить.Звучащий под упругою струей –И к ней устами быстрыми приникнет.А то в полдневный зной придет пастушкаСклониться и студеною водоюВдруг шею, плени, и лицо, и грудьТак весело и жадно освежитьИ убежать к недальнему, в истомеЖующему, медлительному стаду.Но и с крутого берега поройИз бора строгого неспешно сходятКрутой протоптанной дорожкой жены,Безмолвные иль с тихими словами,В одеждах черных и с поникшим взором.Не раз бывали встречи водоносицТут – резвых, шумных, ярких, там – спокойныхИ строгих. Тотчас тихий разговорПриветным становился, и простым,И сдержанным. Вот после мирной ночиЗа лесом заалело. Ярче. ПервыйТак бодро, остро резкий брызнул лучИ алый край слепительного солнцаТоржественно и медленно поплылНад смутно темными зубцами елей.Туман заколыхался и поползНад просиявшею водой, белеяВсё реже, тоньше. Тихо у водыСидит черница, опустив на землюКувшин тяжелый. За ручьем, напротивК воде падущей девушка поникла –Руками под упругую струю –Склонив лицо румяное и плечи.Глядит черница на нее: «Послушай,Скажи, сестра, что это у тебяДва крестика на шее – кипарисныйИ золотой?» – «А ты пришла мне тайнуСвою поведать?» – «О, давно хочу –И не могу. Или могу? Да, слушай.Никто не знает. Я его люблю.Он был моим. Он умер. Я одна.Мне жизни нет. Вот всё – как на духу». —«Так, я давно узнала по тазам –Тебя сюда в обитель привелаПечаль сердечная – твой тяжкий крест».«Ну, а твои два крестика?» – «Что делать!Хоть ты меня спросила так нежданно,Уж расскажу и я тебе, сестрица,Мою житейскую простую повесть.И я любила, а была ль любима –Не ведаю. Так говорил мне, правда,Прекрасный мой жених. Но вдруг уехал,Мне только крестик золотой оставил –Вот этот, маленький. С себя позволилОн снять его». – «Забыв тебя?» – «Да, правда,Жизнь бурною волной его помчала –И я его жалею. Он так молод».– «А ты не молода? Иль ждать егоЕще ты долго будешь? Не придет».– «Да, не придет, я знаю. Но молитьсяО нем могу. У Бога жизни легкойПрошу ему – и верю, Бог услышит.И мне легко. Всё помню я, что крестикЕго на мне. Что делать? Надо жить.Старухе матери во мне опора.Вот и сейчас родная ждет меня –И с внучками. Прости. Вот зазвонилиВ обители. Спеши. И я в обительПриду когда-нибудь». – «Тебе легко». –И медленно пошла одна лесноюДорожкою на благовест недальный –И темный бор блистал на солнце, влажный,Прохладный, нежился с приветным шумом;И полем не спеша пошла другаяРосистою тропинкою в травеС игрою радужной несчетных капель,Не расплескать стараясь полных ведер,К родной деревне, издали звучащейЖивыми звуками привычной жизни,По-утреннему милыми. А солнцеУж поднялось горячее и землюШирокую лобзает ровным светом.