Сверчок за очагом (пер.Линдегрен)

Онъ указалъ на Дотъ, которая задумчиво сидла передъ огнемъ, опираясь полнымъ подбородкомъ на руку и не сводя глазъ съ яркаго пламени. Фургонщикъ посмотрлъ сначала на нее, потомъ на своего собесдника, потомъ опять на жену и опять на него.

— Она, конечно, почитаетъ васъ и слушается, — сказалъ Текльтонъ;- и этого совершенно довольно съ меня, такъ какъ я не изъ чувствительныхъ. Но думаете ли вы, что тутъ есть еще что нибудь?

— Я думаю, — отвчалъ Джонъ, — что вышвырну въ окошко всякаго, кто усомнится въ томъ.

— Вотъ именно, — подтвердилъ Текльтонъ съ несвойственной ему уступчивостью. — Разумется, вы сдлали бы это непремнно. Конечно, я вполн увренъ. Доброй ночи, пріятныхъ сновъ.

Джонъ былъ озадаченъ, и ему невольно стало не по себ, чего онъ не могъ скрыть въ своемъ обращеніи.

— Доброй ночи, мой дорогой другъ, — сострадательнымъ тономъ повторилъ Текльтонъ. — Я ухожу. Между нами, дйствительно, много общаго. Такъ вы не подарите намъ завтрашняго вечера? Ну ладно! На другой день вы дете въ гости, я знаю. Мы встртимся съ вами тамъ. Я привезу съ собою и мою будущую жену. Это принесетъ ей пользу. Вы согласны? Благодарю васъ. Что это?

То былъ громкій крикъ жены фургонщика: громкій, рзкій, внезапный вопль, отъ котораго комната зазвенла, точно стеклянная посуда. Молодая женщина поднялась съ мста и стояла, словно окаменвшая отъ ужаса и неожиданности. Незнакомецъ подвинулся къ огню, чтобъ погрться, и стоялъ вблизи ея стула. Но онъ безмолвствовалъ.

— Дотъ! — воскликнулъ мужъ. — Мэри! Дорогая! Что съ тобою?

Вс бросились къ ней въ одну минуту. Калебъ, который дремалъ на ящик съ пирогомъ, схватилъ спросонокъ миссъ Слоубой за косу, но тотчасъ извинился.

— Мэри! — воскликнулъ фургонщикъ, поддерживая жену. — Ты больна? Что съ тобою? Скажи мн, милочка!

Она отвчала только тмъ, что всплеснула руками и разразилась дикимъ хохотомъ. Потомъ, выскользнувъ изъ объятій мужа на полъ, молодая женщина закрыла лицо передникомъ и горько заплакала. Наплакавшись, она опять засмялась и опять заплакала, посл чего стала жаловаться на холодъ и позволила мужу подвести себя къ огню, гд услась на старое мсто. Старикъ по прежнему стоялъ у очага, не шевелясь.

— Мн лучше, Джонъ, — томно произнесла миссисъ Пирибингль. — Я совсмъ оправилась теперь… я… Джонъ!

Но Джонъ стоялъ съ другой стороны отъ нея. Почему Дотъ повернулась лицомъ къ незнакомому старому джентльмену, какъ будто обращалась къ нему? Неужели она бредила?

— Мн только померещилось, милый Джонъ… Я испугалась… Что-то мелькнуло у меня вдругъ передъ глазами… Я не могла разобрать хорошенько. Но теперь это уже прошло, совсмъ прошло.

— Я очень радъ, что прошло, — пробормоталъ Текльтонъ, окидывая комнату своимъ выразительнымъ глазомъ. — Хотлось бы мн знать, куда это ушло и что это было?.. Гм… Отправимтесь, Калебъ! Кто это тамъ съ сдыми волосами?

— Знать не знаю, сэръ, — шепотомъ отвчалъ Калебъ. — Ни когда не видывалъ его въ жизни. Отличная фигура для грызуна орховъ, совсмъ новая модель! Съ челюстью на шарнирахъ, открывающейся до самаго жилета, онъ былъ бы великолпенъ.

— Недостаточно безобразенъ, — замтилъ Текльтонъ.

— Или хоть бы для спичечницы, — продолжалъ Калебъ, погруженый въ созерцаніе, — что за модель! Выдолбить ему голову, чтобъ класть туда спички; поднять пятки кверху для чирканья по нимъ; какая вышла бы роскошная спичечница для украшенія каминной полки въ комнат джентльмена!

— Недостаточно безобразенъ и на половину, — возразилъ Текльтонъ. — Ровно ничего въ немъ интереснаго! Пойдемте! Берите этотъ ящикъ. Ну, теперь вы оправились, надюсь?

— О, все прошло! совершенно прошло! — отвчала молодая женщина, поспшно махнувъ ему рукою, чтобъ онъ уходилъ. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказалъ въ свою очередь гость. — Прощайте, Джонъ Пирибинглъ! Несите осторожне ящикъ, Калебъ. Если вы его уроните, тутъ вамъ и смерть. Темнота хоть глазъ выколи, а погода еще хуже давешней, полюбуйтесь-ка. Доброй ночи!

Окинувъ еще разъ комнату зоркимъ взглядомъ, онъ вышелъ въ сопровожденіи Калеба, тащившаго свадебный пирогъ на голов.

Фургонщикъ быль тамъ пораженъ поведеніемъ своей маленькой жены и такъ старался успокоить и ободрить ее, что почти забылъ о присутствіи незнакомца до ухода постороннихъ, когда тотъ остался ихъ единственнымъ гостемъ.

— Чего онъ тутъ сидитъ? — сказалъ Джонъ, кивая на него жен. — Надо намекнуть ему, чтобъ онъ уходилъ.

— Извините меня, мой другъ, — сказалъ старый джентльменъ, подходя въ хозяину; мн тмъ боле совстно, что ваша жена, кажется, не совсмъ здорова; но мой провожатый, безъ котораго я почти не могу обойтись, по своему убожеству, — онъ указалъ на свои уши и покачалъ головой, — почему-то не пришелъ; боюсь, что тутъ вышло недоразумніе. Дурная погода, заставившая меня искать убжища въ вашей удобной фур, нисколько не поправилось. Не будете ли вы такъ добры дать мн у себя ночлегъ за плату?

— Конечно, конечно, — подхватила Дотъ, — съ большимъ удовольствіемъ.

— О, — промолвилъ хозяинъ, удивленный такой поспшностью съ ея стороны. — Положимъ, я ничего не имю противъ этого, а только, право, не знаю…