Калебъ съ дочерью работали вдвоемъ въ своей мастерской, служившей имъ также и пріемной. Странное это было мсто! Тамъ стояли игрушечные дома, оконченные и неоконченные, для куколъ всевозможныхъ общественныхъ положеній. Загородные дома для куколъ съ ограниченными средствами; кухни и простыя комнаты для куколъ низшихъ классовъ; роскошныя городскія квартиры для куколъ аристократическаго сословія. Нкоторыя изъ нихъ были уже меблированы, сообразно скромнымъ достаткамъ ихъ обитателей; другія въ минуту надобности могли быть снабжены съ величайшей расточительностью всевозможной домашней утварью, стульями и столами, диванами, кроватями, занавсями, портьерами и коврами, загромоздившими цлыя полки въ мастерской. Привиллегированный классъ и дворянство, публика вообще, для удобствъ которой предназначались эти жилища, лежала тамъ и сямъ въ корзинахъ, нагроможденныхъ до самаго потолка; но въ указаніи степени ихъ общественнаго положенія и въ соотвтственной сортировк (чего, судя по опыту, ужасно трудно достичь въ дйствительной жизни), кукольные мастера далеко превзошли природу, которая бываетъ часто своенравна и непокорна. Не полагаясь на такіе произвольные признаки, какъ атласъ, ситецъ или кусочки тряпокъ, они придали кукламъ рзкія личныя особенности, не допускавшія ошибокъ. Такъ, у важной лэди въ кукольномъ царств были восковые члены безукоризненной симметричности; но только у нея и равныхъ съ нею. На изготовленіе куколъ, занимавшихъ слдующую ступень общественной лстницы, употреблялась лайка, а куклы еще ниже сортомъ шились изъ холста. Что же касается кукольнаго простонародья, то его корпусъ и члены мастерили изъ дерева, посл чего эти партіи водворялись въ ихъ сферу, безъ всякой возможности вырваться оттуда.
Кром куколъ, въ комнат Калеба находилось множество другихъ образцовъ его творчества. Тамъ красовались Ноевы ковчеги, гд птицы и животныя были набиты биткомъ, хотя ихъ можно было кое-какъ размстить въ тснот подъ крышей съ помощью встряхиванья, чтобъ они заняли, какъ можно меньше мста. Калебъ позволилъ себ смлую поэтическую вольность, снабдивъ большую часть этихъ Ноевыхъ ковчеговъ молотками у дверей; пожалуй, несообразная принадлежность, наводящая на мысль объ утреннихъ постителяхъ и почталіон, но придающая однако пріятную законченность вншности зданія. Тутъ были склады меланхолическихъ маленькихъ телжекъ, которыя при вращеніи колесъ исполняли самую плачевную музыку; множество игрушечныхъ скрипокъ, барабановъ и другихъ орудій пытки и безконечное количество пушекъ, щитовъ, мечей, копій и ружей. Тутъ были маленькіе акробаты въ красныхъ брюкахъ, безпрестанно карабкавшіся на высокіе барьеры по безконечной тесьм — и спускавшіеся съ другой стороны внизъ головой; тутъ были безчисленные джентльмены приличной, чтобы не сказать, почтенной наружности, безумно летавшіе черезъ горизонтальныя перекладины, вставленныя съ этой цлью въ наружныя двери ихъ собственныхъ жилищъ. Тутъ были зври всякой породы, преимущественно лошади разнаго достоинства, начиная съ обрубка на четырехъ колышкахъ съ клочкомъ мочалы вмсто гривы и кончая породистымъ рысакомъ, несущимся вскачь. Какъ было бы мудрено пересчитать десятки и сотни потшныхъ фигуръ вчно готовыхъ совершать нелпости разнаго рода при поворот ручки, такъ было бы нелегко найти какое нибудь человческое безумство, порокъ или слабость, не имвшіе типичнаго воплощенія, непосредственнаго или замысловатаго, въ мастерской Калеба Плэммера. И не въ преувеличенномъ вид, потому что очень миніатюрные рычаги заставляютъ мужчинъ и женщинъ выкидывать дикія колнца на потху зрителей.
Посреди всхъ этихъ предметовъ Калебъ и его дочь сидли за работой. Слпая двушка наряжала куколъ, а ея отецъ красилъ и покрывалъ лакомъ фасадъ красиваго четырехъ-этажнаго игрушечнаго дома.
Озабоченность запечатлвшаяся на чертахъ Калеба, и его разсянный задумчивый видъ, который отлично подошелъ бы къ какому нибудь алхимику или сосредоточенному мыслителю, съ перваго взгляда представлялъ странный контрастъ съ его занятіемъ и пошлостями вокругъ него. Но пошлыя вещи изобртаемыя и производимыя ради насущнаго хлба, имютъ важное значеніе; помимо того я вовсе не хочу сказать, что, будь Калебь лордомъ-канцлеромъ или членомъ парламента, или стряпчимъ, или даже великимъ мыслителемъ, то онъ хоть на чуточку меньше занимался бы пустяками, при чемъ весьма сомнительно, чтобъ эти пустяки были такъ же безвредны.
— Значитъ, вчера тебя вымочилъ дождь, отецъ, въ твоемъ великолпномъ новомъ плащ? — сказала дочь Калеба.
— Да, въ моемъ новомъ плащ, - отвчалъ Калебъ, поглядывая на протянутую въ комнат веревку, на которой было тщательно развшено для просушки одянье изъ дерюги, описанное мною выше.
— Какъ я рада, что ты купилъ его, отецъ!
— Да еще у такого отличнаго портного, — прибавилъ Калебъ. — У самаго моднаго портного. Оно слишкомъ хорошо для меня.
Слпая двушка перестала работать и засмялась съ восхищеніемъ.
— Слишкомъ хорошо, отецъ! Разв можетъ быть что нибудь слишкомъ хорошо для тебя?