Читаем Сверчок за очагом (пер.Линдегрен) полностью

— Два мсяца и три дня-а! — поспшно вмшалась миссисъ Пирибингль. — Оспа привита ровно шесть недль наза-а-адъ! Принялась отлично-о-о! Докторъ находитъ мальчика замчательно красивымъ ребенко-о-омъ! Развитъ, какъ пятимсячны-и-ый! Ужъ все понимаетъ, прямо удивитель-но-о! Можетъ быть, вы не поврите, но хватаетъ ужъ себя за ножки-и!

Тутъ запыхавшаяся маленькая маменька, кричавшая эти отрывистыя фразы прямо въ ухо старику, пока ея хорошенькое личико не побагровло, поднявъ младенца, поднесла его къ лицу гостя, какъ неопровержимый и торжествующій фактъ. Между тмъ Тилли Слоубой съ мелодичнымъ возгласомъ: «Кетчеръ! Кетчеръ!» звучавшимъ точно какое нибудь невдомое слово или звукоподражаніе чиханью, скакала вокругъ невиннаго младенца, какъ неуклюжая корова.

— Слушай! За нимъ, должно быть, идутъ, — сказалъ Джонъ. — Кто-то возится у двери. Отвори-ка ее, Тилли.

Однако не успла нянька дойти до порога, какъ дверь отворилась снаружи; она была примитивнаго устройства, со щеколдой, которую каждый могъ поднять, если хотлъ. И очень многіе длали это, потому что сосди всякаго сорта любили перекинуться веселымъ словечкомъ съ фургонщикомъ, хотя самъ онъ не былъ разговорчивъ. Итакъ, дверь отворилась, чтобъ пропустить въ комнату маленькаго, сухопараго, задумчиваго человка съ мрачнымъ лицомъ, который, надо полагать, собственноручно смастерилъ себ плащъ изъ дерюги, служившей покрышкой какому нибудь старому ящику; по крайней мр, когда онъ обернулся, чтобы захлопнуть за собою дверь изъ боязни напустить холоду, то обнаружилъ на своей спин круиныя черныя литеры Г T., а также слово стекло, написанное смлымъ почеркомъ.

— Добрый вечеръ, Джонъ! — сказалъ поститель — Добрый вечеръ, мэмъ! Добрый вечеръ, Тилли! Добрый вечеръ, незнакомецъ! Какъ поживаетъ малюточка, мэмъ? Надюсь, Боксеръ здравъ и невредимъ.

— Вс мы здравствуемъ, Калебъ, — отвчала Дотъ. — Я уврена, что стоитъ взглянуть на милаго крошку, чтобъ убдиться въ его здоровь.

— Какъ при взгляд на васъ нельзя сомнваться въ вашемъ благополучіи, — подхватилъ Калебъ.

Однако онъ не взглянулъ на хозяйку; глаза его задумчиво блуждали по сторонамъ, точно этотъ человкъ всегда мысленно находился въ другомъ мст и въ иныхъ условіяхъ времени, о чемъ бы онъ ни говорилъ; тоже самое относилось и къ его голосу.

— Вотъ и наружность Джона не оставляетъ желать ничего лучшаго, — продолжалъ онъ. — У Тилли и Боксера также хорошій видъ.

— У васъ, наврно, много дла, Калебъ? — спросилъ фургонщикъ.

— Да, порядочно, — отвчалъ тотъ съ разсяннымъ видомъ человка, отыскивающаго по крайней мр философскій камень;- порядкомъ много. Теперь большой спросъ на Ноевы ковчеги. Мн хотлось бы сдлать получше Ноево семейство, но не знаю, какъ это сдлать за ту же цну. Пускай бы каждый могъ разобрать, которая фигурка изображаетъ Сима, которая Хама, которая ихъ женъ. Кстати, привезли вы мн что нибудь сегодня, Джонъ?

Фургонщикъ сунулъ руку въ карманъ снятаго имъ плаща и вытащилъ оттуда цвточный горшокъ, тщательно завернутый въ мохъ и бумагу.

— Вотъ вамъ, получайте, — сказалъ онъ, бережно развертывая его. — Ни одинъ листикъ не помятъ. Растеніе все осыпано бутонами!

Угрюмые глаза, Калебъ просіяли, когда онъ взялъ цвтокъ и поблагодарилъ фургонщика.

— Дорого заплачено, Калебъ, — сказалъ тотъ. — Ужасно дороги цвты въ это время года.

— Что за бда! Для меня онъ будетъ дешевъ, какая бы ни была ему цна, — возразилъ маленькій человчекъ. — Что нибудь еще, Джонъ?

— Коробочка, — отвчалъ фургонщикъ. — Вотъ она! «Калебу Плэммеру», — прочелъ по складамъ надпись игрушечный мастеръ, — «съ деньгами». Съ деньгами, Джонъ? Не думаю, чтобъ эта посылка была для меня.

— «Съ осторожностью» [2], - поправилъ возчикъ, заглядывая черезъ плечо Калеба. — Откуда вы взяли, что тутъ деньги?

— О, конечно! — подхватилъ Калебъ. — Это врно. «Съ осторожностью». Да, да. Это моя посылка. Она въ самомъ дл могла быть съ деньгами, еслибъ мой милый сынъ въ богатой Южной Америк былъ живъ до сихъ поръ. Вдь вы любили его, какъ родного, не такъ ли? Вамъ нтъ надобности уврятъ меня въ томъ. Я знаю самъ. «Калебу Плэммеру. Съ осторожностью». Да да, отлично. Это коробка съ стеклянными глазами куколъ, для моей дочери. Желалъ бы я, чтобъ въ ящик было ея зрніе, Джонъ.

— И мн хотлось бы, чтобъ это было или могло быть! — воскликнулъ фургонщикъ.

— Спасибо, — сказалъ маленькій человчекъ. — Вы говорите отъ души. Какъ ужасно подумать, что она никогда не увидитъ куколъ, которыя цлыми днями такъ дерзко пялятъ на нее глаза! Вотъ что больно. Сколько за доставку, Джонъ? Много ли понесли вы убытку?

— Вотъ я покажу вамъ убытокъ, если вы станете приставать, — подхватилъ Джонъ. — Ну что, Дотъ, вдь я чуть было не сострилъ?

— Вы всегда такъ! — замтилъ игрушечный мастеръ. — Это все ваша доброта. Дайте посмотрть. Кажется, все.

— Не думаю, — отвчалъ фургонщикъ. — Попробуйте поискать.

— Что нибудь дли нашего принципала, — пожалуй такъ? — произнесъ Калебъ посл нкотораго размышленія. Ну, разумется! Вдь за этимъ я и пришелъ. Но голова моя ужасно занята Ноевыми ковчегами и всякой всячиной. Вдь хозяинъ не былъ здсь, — не былъ?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы