Читаем Сверчок за очагом (пер.Линдегрен) полностью

— Шш! — перебила его жена. — Милый Джонъ!

— Да вдь онъ совершенно глухъ, — возразилъ Джонъ.

— Конечно, но все-таки… Да, сэръ, разумется. Да, разумется! Я сейчасъ приготовлю ему постель наверху, Джонъ.

Когда она выбгала изъ комнаты, перемнчивость ея настроенія и странная суетливость до того поразили мужа, что онъ остановился, глядя ей вслдъ, совершенно сбитый съ толку.

— Вотъ мамочки пошли стлать постельки, — занимала между тмъ миссъ Слоубой ребенка;- а волосы у него выростутъ темнорусые и курчавые, и когда снимутъ съ него шапочки, вс милочки испугаются, вс, вс, кто будетъ сидть у огня.

Съ тмъ безотчетнымъ влеченіемъ останавливаться на пустякахъ, которое часто овладваетъ смущеннымъ и разстроеннымъ умомъ, фургонщикъ машинально повторялъ эти нелпыя слова, прохаживаясь взадъ и впередъ по комнат. Онъ твердилъ ихъ столько разъ, что выучилъ наизусть и продолжалъ повторять ихъ, какъ затверженный урокъ, даже когда Тилли умолкла и принялась растирать ладонями обнаженную головку младенца, (какъ длаютъ это нянюшки для здоровья), посл чего снова надла ребенку чепчикъ.

— «И вс милочки испугаются»… Гм! Удивляюсь, что могло напугать Дотъ! — бормоталъ хозяинъ, шагая по комнат.

Онъ отгонялъ отъ себя внушенія Текльтона, однако, они вызывали въ немъ смутную, неопредленную тревогу. Вдь этотъ Текльтонъ былъ смтливъ и хитеръ, а Джонъ съ горечью сознавалъ свою недальновидность, и язвительный намекъ гостя точилъ ему сердце. Конечно, онъ не думалъ искать связи между рчами Текльтона и страннымъ поведеніемъ своей жены, но то и другое почему-то тсно сплеталось между собою, и онъ не могъ разъединить этихъ двухъ обстоятельствъ.

Скоро постель была готова, и незнакомецъ, отказавшійся отъ всякаго угощенія, кром чашки чая, удалился. Тогда Дотъ — совершенно оправившись, по ея словамъ, — придвинула большое кресло къ камину для своего мужа; набила трубку и подала ему, посл чего сла на низенькую скамеечку рядомъ съ нимъ.

Она всегда сидла на этой скамеечк, вроятно, находя ее очень удобной и милой.

Мало по малу Дотъ сдлалась самой искусной набивательницей трубокъ на четырехъ четвертяхъ земного шара. Надо было видть, какъ она засовывала свой тоненькій мизинчикъ въ трубку и потомъ дула въ нее, чтобъ прочистить устье; затмъ, длая видъ, будто бы она боится, что трубка засорена, молодая женщина продувала ее нсколько разъ и подносила къ глазамъ, какъ телескопъ, гримасничая своимъ хорошенькимъ личикомъ. Въ эти минуты миссисъ Пирибингль была несравненна. Что же касается набивки табаку, то она длала это мастерски; а ея ловкое подаванье огня свернутымъ клочкомъ бумаги, у самаго носа мужа, когда онъ бралъ въ ротъ чубукъ, — это было художество, настоящее художество!

И сверчокъ съ чайникомъ, затянувши свою свою псню, подтвердили это. И огонь, разгорвшійся опять, подтвердилъ это. И маленькій косарь на часахъ за своей непрерывной работой подтвердилъ это. Охотне же всхъ согласился съ тмъ фургонщикъ, лобъ котораго разгладился, а лицо просіяло.

И когда онъ трезво и задумчиво попыхивалъ своей старой трубкой, а голландскіе часы тикали, багровое пламя пылало, и сверчокъ трещалъ, этотъ геній очага и дома (сверчокъ дйствительно былъ имъ) появился въ комнат въ вид волшебнаго эльфа и началъ развертывать передъ хозяиномъ одну картину его семейнаго счастья за другою. Многочисленные образы Дотъ всхъ возрастовъ и величинъ наполнили комнату. Маленькія Дотъ въ вид веселыхъ двочекъ рзвились передъ Джономъ, сбирая цвты по полямъ и лугамъ; застнчивыя Дотъ, которыя принимали его ухаживанья не то благосклонно, не то нершительно; новобрачныя Дотъ, входящія въ дверь и съ удивленіемъ принимающія ключи отъ хозяйства; Дотъ — юныя матери въ сопровожденіи воображаемыхъ Тилли Слоубой, несущихъ крестить младенцевъ; боле зрлыя Дотъ, все еще молодыя и цвтущія, — любующіяся дочерями на деревенскихъ балахъ; располнвшія Дотъ, окруженныя и осаждаемыя кучками румяныхъ внуковъ; дряхлыя Дотъ, которыя опирались на палки, и пошатывались отъ слабости на ходу. Тутъ были также и старые фургонщики съ ослпшими старыми Боксерами, лежавшими у ихъ ногъ; и фургоны понове съ возницами помоложе («братья Пирибингль», судя по надписи на повозкахъ); и больные, и старые фургонщики, которымъ услуживали нжнйшія руки; и могилы умершихъ старыхъ фургонщиковъ, зеленющія на кладбищ. Когда же сверчокъ показалъ ему вс эти картины — Джонъ видлъ ихъ ясно, хотя глаза его были устремлены на огонь — на сердц у него стало легко и весело; онъ поблагодарилъ своихъ домашнихъ боговъ отъ души и выбросилъ вонъ изъ головы Грэффа и Текльтона.

Но что это была за фигура молодого мужчины, которую тотъ же волшебный сверчокъ помстилъ такъ близко отъ стула его жены и которая осталась тутъ одна одинешенька?… Почему этотъ призракъ все еще мшкалъ на прежнемъ мст, такъ близко къ ней, облокотившись на выступъ камина и не переставалъ повторять: «Замужемъ! Не за мною!»

О, Дотъ! О, измнница Дотъ! Для этого образа не было мста во всхъ видніяхъ твоего мужа. Зачмъ тнь твоей измны упала на его очагъ?

II

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы