Сверчок за очагом (пер.Линдегрен)

Калебъ Плэммеръ жилъ вдвоемъ со своей слпой дочерью, какъ говорится въ книжкахъ съ разсказами. Спасибо отъ меня и отъ васъ книжкамъ съ разсказами за то, что въ нихъ описывается что нибудь происходящее въ этомъ будничномъ мір! Итакъ, Калебъ Плэммеръ жилъ вдвоемъ со своей слпою дочерью въ потрескавшейся орховой скорлуп подъ видомъ деревяннаго дома, который въ дйствительности былъ чмъ-то врод прыща на длинномъ носу изъ краснаго кирпича, принадлежавшемъ Грэффу и Текльтону. Помщенія Грэффа и Текльтона занимали большую часть улицы, но жилище Калеба Плэммеръ можно было свалить съ помощью одного или двухъ молотковъ и увезти его развалины на одномъ возу.

Еслибъ кто нибудь сдлалъ честь обиталищу Калеба Плэммора, замтивъ его исчезновеніе, то наврно нашелъ бы, что жалкій домишко убрали очень кстати. Онъ прилипъ къ торговому заведенію Текльтона, словно раковина къ килю корабля, или улитка къ двери, или кучка поганокъ къ древесному пню. Между тмъ то былъ зародышъ, изъ котораго выросъ могучій стволъ — фирма Грэффъ и Текльтонъ, и подъ этой ветхой кровлей Грэффъ до послдняго времени занимался производствомъ игрушекъ для цлаго поколнія старыхъ мальчиковъ и двочекъ, которые играли ими, выдумывали ихъ, ломали, и успокаивались вчнымъ сномъ!

Я сказалъ, что Калебъ и его несчастная слпая дочь жили тутъ. Мн слдовало бы сказать, что тутъ жилъ Калебь, а его несчастная слпая дочь жила гд-то въ иномъ мстъ — въ волшебномъ жилищ, созданномъ фантазіей Калеба, куда не имли доступа ни нужда, ни убожество, ни горе. Калебъ не былъ колдуномъ, но единственное колдовство, уцлвшее до нашихъ дней, колдовство преданной, неумирающей любви, было изучено имъ подъ руководствомъ матери-природы; это она надлила его даромъ чудесъ.

Слпая двушка совсмъ не знала, что потолки въ ихъ дом полиняли, со стнъ мстами облупилась штукатурка, что повсюду образовались трещины, расширявшіяся съ каждымъ днемъ, что бревна плесневли и кривились на бокъ. Слпая двушка не знала, что желзо покрывалось ржавчиной, дерево гнило, бумага лупилась; что домъ осдалъ, причемъ измнялся его объемъ, и вншность, и пропорціи. Слпая двушка не знала, что на буфет стоитъ убогая и безобразная глиняная посуда; что печаль и уныніе поселились въ дом; что рдкіе волосы Калеба сдли все больше и больше передъ ея незрячими глазами. Слпая двушка не знала, что у нихъ былъ хозяинъ черствый, требовательный и безучастный; короче, она не знала, что Текльтонъ былъ Текльтономъ, но жила въ увренности, что онъ эксцентричный шутникъ, который любитъ подшучивать надъ ними и, будучи ихъ благодтельнымъ геніемъ, не хочетъ слышать ни слова благодарности.

И все это длалъ Калебъ; все это длалъ ея простодушный отецъ! Но у него былъ также свой сверчокъ на очаг; и, печально прислушиваясь къ его музык, когда слпая сиротка дочь была еще очень мала, онъ постепенно напалъ на мысль, что даже ея ужасное убожество можетъ превратиться почти въ благословеніе, что двочк можно дать счастье съ самыми скромными средствами. Дло въ томъ, что все племя сверчковъ состоитъ изъ могучихъ геніевъ, хотя люди, бесдовавшіе съ ними, не вдаютъ о томъ (что бываетъ нердко); а въ невидимомъ мір нтъ голосовъ, боле нжныхъ и боле искреннихъ, на которые можно тверже положиться и отъ которыхъ можно услышать боле мудрые совты, чмъ голоса геніевъ домашняго очага, обращающихся къ человческому роду.