Сверчок за очагом (пер.Линдегрен)

— Иди сюда, иди, — продолжалъ мужъ, звонко ударяя въ ладоши. — Гд же трубка?

— Я совсмъ забыла о ней, Джонъ.

— Забыла о трубк! Слыханное ли это дло! Она! Забыла о трубк!

— Я… я сейчасъ набью ее. Это недолго.

Однако дло пошло не такъ гладко. Трубка лежала на обычномъ мст — въ карман непромокаемаго пальто фургонщика, вмст съ маленькимъ кисетомъ, ея собственной работы, изъ котораго Дотъ всегда наполняла ее табакомъ. Но ея рука дрожала такъ сильно, что завязла въ карман (хотя она была такъ мала, что ее можно было свободно вынуть оттуда, я увренъ), и молодая женщина ужасно копалась. Набивка и зажиганіе трубки, эти маленькія обязанности, которыя исполнялись Дотъ съ такимъ мастерствомъ, ршительно не удались ей на этотъ разъ. Текльтонъ все время стоялъ молча, лукаво посматривая на нее своимъ полузакрытымъ глазомъ, который, встрчаясь съ ея взглядомъ или поймавъ его, — потому что едва ли можно сказать, что онъ встрчался съ чужими взорами, а скоре онъ ловилъ ихъ, какъ въ западню, — только увеличивалъ смущеніе молодой женщины самымъ явнымъ образомъ.

— Ай, какая ты неповоротливая сегодня, Дотъ! — замтилъ Джонъ. — Право, я могъ бы сдлать это самъ лучше тебя.

Съ этими добродушными словами онъ вышелъ вонъ, и скоро его голосъ послышался на улиц, вмст съ лаемъ Боксера, топотомъ старой лошади и стукомъ фургона, покатившагося подъ эту музыку по большой дорог. Впродолженіе всей сцены задумчивый Калебъ не двигался съ мста, наблюдая за своей слпою дочерью съ тмъ же выраженіемъ лица.

— Берта, — тихо произнесъ Калебъ, — что случилось? Какая страшная перемна произошла съ тобою, моя милочка, въ нсколько часовъ, съ сегодняшняго утра? Ты ли это, такая молчаливая и мрачная цлый день! Что съ тобою? Скажи мн!

— О, отецъ, отецъ! — воскликнула слпая двушка, заливаясь слезами. О, моя жестокая, жестокая участь!

Калебъ провелъ рукою по глазамъ, прежде чмъ отвтить ей.

— Но подумай, какъ весела и счастлива была ты, Берта, какъ добра и какъ любима многими!

— Это поражаетъ меня въ самое сердце, дорогой отецъ. Всегда столько вниманія ко мн! Всегда столько доброты!

Калебъ тревожно старался вникнуть въ смыслъ ея рчей.

— Быть… быть слпою, Берта, моя дорогая бдняжка, — пробормоталъ онъ, — большое горе; однако…

— Я никогда не чувствовала этого! — подхватила двушка. — Я никогда не чувствовала этого во всей полнот! Никогда! Порою мн хотлось, чтобъ я могла увидть тебя, или увидть его — только разокъ, милый отецъ, только на одну минуточку — чтобъ я могла знать, что я такъ почитаю — она приложила руки къ груди — и храню вотъ тутъ! Чтобъ я могла имть врное понятіе о васъ! Иной разъ (но то бывало еще въ дтств) я плакала за вечерней молитвой при мысли, что когда ваши образы поднимались изъ моего сердца къ небесамъ, они, пожалуй, не имли врнаго сходства съ вами. Но эти чувства не были продолжительны. Они проходили, и я становилась вновь спокойной и довольной.

— Они пройдутъ опять, — утшалъ ее Калебъ.

— Но, милый отецъ! О, мои добрый, кроткій отецъ, будь терпливъ со мною, если я такая испорченная, — говорила слпая. — Но это горе гнететъ меня такъ ужасно.

Ея отецъ могъ только залиться слезами; она говорила такъ серьезно, съ такимъ чувствомъ, но онъ все еще не понималъ ея.

— Приведи ее ко мн, - сказала Берта. — Я не могу таить и скрывать этого въ своемъ сердц. Приведи ее ко мн, отецъ!

Замтивъ его колебаніе, она сказала прямо:

— Мэй. Приведи Мэй!

Услыхавъ свое имя, невста Текльтона спокойно подошла къ ней и тронула ее за руку. Проворно обернувшись, слпая схватила ее обими руками.

— Взгляни мн въ лицо, моя дорогая, моя милая! Вглядись въ него хорошенько твоими прекрасными очами и скажи мн, написана ли на немъ правда?

— Да, милая Берта.

Приподнявъ печальное, незрячее лицо, по которому быстро катились слезы, слпая обратилась къ ней съ такими словами:

— Въ моей душ нтъ ни единаго желанія, ни единой мысли, враждебной теб, прекрасная Мэй! У меня нтъ боле благодарныхъ воспоминаній, какъ о теб, которая, обладая драгоцннымъ даромъ зрнія, одаренная красотой, такъ много, много разъ выказывала участіе къ слпой Берт, даже когда мы были маленькими дтьми или, точне говоря, когда Берта была настолько ребенкомъ, насколько это доступно слпот. Желаю теб всякаго счастья! Пусть будетъ свтелъ твой жизненный путь! Несмотря на то, моя дорогая Мэй, — она еще ближе привлекла къ себ молодую двушку и крпче обняла ее, — несмотря на то, моя пташечка, что, когда мн сказали ссгодпя о твоей помолвк съ нимъ, то это было жестокимъ ударомъ для меня, едва не разбившимъ мое сердце! Отецъ, Мэй, Мэри! О, простите мн, что это такъ, простите изъ-за всего того, что длалъ онъ, чтобъ скрасить мою мрачную жизнь. Простите, если вы врите мн, такъ какъ я призываю небо въ свидтели, что не желала бы для него жены, боле достойной его доброты!

Говоря такимъ образомъ, она выпустила руки Мэй Фильдингъ и схватила ея платье съ видомъ мольбы и горячей преданности. Склоняясь все ниже и ниже во время своей странной исповди, Берта опустилась наконецъ къ ногамъ своей подруги и скрыла свое лицо въ складкахъ ея одежды.