Мы вс оцпенли отъ этихъ страшныхъ словъ. Съ полминуты не могли даже двинуть рукою или ногою. Потомъ, опомнясь немного, подняли старика, усадили его опять въ кресло, Бенни стала его ласкать и утшать, также какъ и тетя Салли, но об он, бдняжки, были поражены до потери сознанія и, очевидно, даже не понимали, что длаютъ. Томъ былъ тоже въ ужасномъ состояніи: его пронзила мысль о томъ, что онъ повергъ, можетъ быть, своего дядю въ тысячу бдъ, худшихъ, чмъ вс прежнія, и все это могло бы не случиться, если бы онъ не увлекся такъ своею жаждой прославиться и пересталъ бы разыскивать трупъ, какъ перестали другіе! Но онъ скоро овладлъ собой и сказалъ:
— Дядя Силасъ, не говорите подобныхъ словъ. Это опасно, между тмъ въ нихъ и тни правды нтъ.
Тетя Салли и Бенни были благодарны ему за такія увщанія и говорили то же самое; но старикъ только трясъ головою съ скорбнымъ и безнадежнымъ видомъ, слезы текли у него по щекамъ и онъ повторялъ:
— Нтъ… это я… Бдный Юпитеръ, я его уходилъ!
Ужасно было слушать это, а онъ принялся разсказывать, какъ оно случилось, и именно въ тотъ самый день, когда мы съ Томомъ пріхали, и около солнечнаго заката. Онъ говорилъ, что Юпитеръ выводилъ его изъ себя и разозлилъ, наконецъ, до того, что онъ пришелъ въ бшенство, схватилъ палку и ударилъ его по голов изо всей силы, такъ что тотъ повалился. Онъ тотчасъ раскаялся въ своемъ поступк, испугался, сталъ на колни, поднялъ голову Юпитера и сталъ его просить вымолвить слово, доказать, что онъ живъ… Юпитеръ скоро опомнился, но лишь только увидалъ, кто поддерживаетъ ему голову, вскочилъ въ смертельномъ страх, перепрыгнулъ черезъ плетень и убжалъ въ лсъ. Дядя Силасъ надялся поэтому, что поранилъ его лишь слегка.
— Но, нтъ, — сказалъ онъ, — это только испугъ придалъ ему эту вспышку силы и она скоро угасла, разумется. Онъ упалъ среди чащи и умеръ тамъ но недостатку чьей-либо помощи…
И дядя Силасъ принялся снова рыдать, упрекая себя и говоря, что на немъ теперь печать Каина и что онъ опозорилъ свою семью; его уличатъ и повсятъ. Томъ возражалъ ему, говоря:
— Нтъ, васъ не уличатъ, потому что вы не убивали его. Одинъ вашъ ударъ не могъ причинить ему смерти. Убилъ его кто-либо другой.
— Я, а никто другой! — отвчалъ старикъ. — Кто другой имлъ что-нибудь противъ него?.. Кто могъ имть что-нибудь противъ него.
Онъ смотрлъ на насъ, какъ бы надясь, что мы назовемъ лицо, которое могло бы питать вражду къ такому безобидному, ничтожному человку, но мы не нашлись, что сказать; онъ замтилъ это и лицо его омрачилось боле прежняго. Я не видывалъ никогда такого скорбнаго, жалкаго выраженія! Но Томъ вдругъ спохватился и сказалъ:
— Позвольте, кто-то зарылъ его. Кто же…
Онъ оборвался на полслов и я понялъ почему. У меня морозъ пробжалъ по кож, когда онъ только заговорилъ: я передъ тмъ еще вспомнилъ, что мы видли, какъ дядя Силасъ бродилъ съ заступомъ въ ту ночь. И я зналъ, что и Бенни видла его тогда; она какъ-то разъ упомянула объ этомъ. Томъ, не докончивъ своей фразы, заговорилъ тотчасъ о другомъ; онъ умолялъ дядю Силаса молчать, къ чему присоединились и мы вс; но Томъ утверждалъ, что онъ даже обязанъ это сдлать: ему нечего было доносить самому на себя, а если онъ промолчитъ, то никто его и не заподозритъ; если же все откроется и ему будетъ худо, это сокрушитъ сердце всей его семь, убьетъ всхъ, а добра отъ этого никому не выйдетъ. Въ конц концовъ старикъ далъ слово молчать; мы вс ожили и старались его ободрить. Мы говорили ему, что отъ него требуется только, чтобы онъ сидлъ себ спокойно, а тамъ скоро все пройдетъ и забудется. Кому придетъ въ голову заподозрить дядю Силаса, толковали мы, когда онъ такой добрый, ласковый и пользуется такою хорошею репутаціею. Томъ говорилъ привтливо, отъ чистаго сердца: только подумайте минуту, поразсудите. Вотъ нашъ дядя Силасъ: онъ состоитъ здсь проповдникомъ уже много лтъ… и безкорыстно; вс эти годы онъ длаетъ добро, оказываетъ услуги, по мр своихъ силъ… и тоже безкорыстно; вс его любятъ, уважаютъ; онъ живетъ всегда мирно, занимается однимъ своимъ дломъ, словомъ, послдній человкъ во всемъ округ, который былъ бы способенъ тронуть другого. Подозрвать его? Да это такъ же невозможно, какъ…
— Именемъ закона штата Арканзасъ… арестую васъ по подозрнію въ убійств Юпитера Деплапа! — прогремлъ голосъ шерифа на порог комнаты.
Настало что-то ужасное. Тетя Салли и Бенни кинулись къ дяд Силасу, крича и рыдая, обнимали его, прижимали къ своей груди; тетя Салли гнала всхъ прочь, говорила, что не дастъ его, не позволитъ взять, а негры собрались у дверей, тоже плача… Я не могъ вынести этого, сердце у меня разрывалось, и я убжалъ.
Его засадили въ маленькій острогъ въ конц поселка, и вс мы отправились съ нимъ проститься. Томъ снова расходился и говоритъ мн: