Тайна одной саламандры, или Salamandridae

– До копейки, – подтвердил Одинцов. – Сказал, что добровольно переходить из правильного состояния в неправильное и становиться таким же плохим, как мир вокруг, – очень тяжело, а возвращать себе гармонию ещё тяжелее. Дед каждый раз, можно сказать, жизнью рисковал. Поэтому и цену ломил запредельную.

– По-вашему, Шарлемань стал плохим, чтобы потом вытащить на себе весь мир и сделать его хорошим? – скривился Мунин. – А для этого тучу вьетнамцев убил на островах, Моретти голову прострелил, Бутсму из окна выбросил…

– И отравил жителей Пон-Сент-Эспри. Остального мы просто не знаем, но наверняка это не всё, – добавила Ева.

– Вот именно, – подхватил Мунин. – Остального мы просто не знаем. А вы Шарлеманя защищаете.

Одинцов хмыкнул.

– Эк ты раздухарился… Не напомнишь, кто у нас такой шустрый, что первым заключил с ним сделку? И где тогда были Моретти, Бутсма и вьетнамцы?

– Защищаете, защищаете! – упрямо повторял Мунин, тыча пальцем в Одинцова.

Тот возразил:

– Я пытаюсь разобраться. А защищаю только Еву, тебя и Клару.

– Нас не нужно защищать, – тихо произнесла Ева. – Поздно уже. «Кинопс» действует. Надо просто показать Шарлеманю, что мы – команда, и Клара с нами. Тогда всё будет хорошо.

– Дитц фон Шаумбург, – отчеканил Мунин.

Одинцов изогнул полуседую бровь.

– Это кто? Родственник Клары?

– Барон из летописи четырнадцатого века. Дитц фон Шаумбург воевал против баварского герцога Людвига Четвёртого. Его с четырьмя ландскнехтами взяли в плен. Приговор стандартный: отрубить голову. Перед казнью по традиции спросили каждого о последнем желании. У солдат всё было по-простому: первый захотел мяса, второй – вина, третий – женщину, четвёртый – ещё чего-то. А фон Шаумбург потребовал начать казнь с него и помиловать ландскнехтов, если он пройдёт мимо них уже мёртвым.

– Весёлый мужик, – похвалил барона Одинцов и огляделся по сторонам в поисках урны, чтобы выбросить окурок.

– Не мужик, а дворянин! – строго поправил Мунин. – То есть желание, конечно, дикое, но традиция есть традиция, и Людвиг пообещал его выполнить. Барон построил четверых солдат в шеренгу, как в бою, отмерил шагами расстояние между ними, встал в строй пятым и склонился перед палачом…

Мунин умолк, заметив охранников у выхода с лужайки.

– Всё? – Одинцов поднялся. – Нам пора. Процедуры сами себя не сделают.

– Не всё, – сказал Мунин. – Когда фон Шаумбургу отрубили голову, он упал только после того, как прошёл вдоль всех своих солдат. Метров десять, не меньше.

– Без головы?! – Еве сделалось не по себе: то ли от мысли о загребающем ногами теле барона, у которого из обрубка шеи толчками выплескивается кровь, то ли от подступившего токсикоза. – Ужас какой, – пробормотала она, вставая.

Мунин же закончил историю на торжественной ноте:

– Герцог сдержал слово. Ландскнехты были помилованы.

– Повезло ребятам, – рассуждал Одинцов по пути к выходу. – Поели, выпили, с девочками развлеклись – и на свободу с чистой совестью. А Дитца жалко… Ты к чему его вспомнил?

– К тому, как защищают своих близких, – буркнул Мунин. – Я за всех вас даже мёртвым прошёл бы, сколько угодно… За всех, и за вас тоже, не ухмыляйтесь, – добавил он, глянув на Одинцова. – Но сейчас подвиги нам не помогут. Ева права, надо снова стать командой.

– Конечно. Ты, главное, голову береги, пригодится, – посоветовал Одинцов.

Он привык рисковать только собственной головой. А ещё его сильно интересовало то, что происходит в голове у Большого Босса.

Глава XLVI

История Одинцова про вызывателя дождя Шарлеманю понравилась.

– Вы хорошо уловили суть перенастройки мира, – похвалил биолог, заглянув к Одинцову в бокс во время капельницы. – Боюсь, ваши коллеги относятся к происходящему с недостаточным пониманием.

Ева и Мунин порой забывали, что в клинике их разговоры могут слушать где угодно и когда угодно. Одинцов помнил об этом постоянно. Более того, рассчитывал свои реплики так, чтобы заинтересовать Шарлеманя. Компаньоны уже лишились простора для манёвра. Одинцов пока ещё сохранял некоторую свободу действий, а жизненный опыт подсказывал использовать её, не откладывая.

Много лет назад спецназовские тренировки привели Одинцова на велотрек, и там ему довелось увидеть групповую гонку с участием членов сборной СССР. Мастера крутили педали, позволяя другим спортсменам по очереди вырываться в лидеры, а сами наматывали круг за кругом в ровном темпе. Одинцов раскусил их затею: ближе к финишу собраться в плотную группу, которую издёрганные соперники уже не смогут обойти; совершить совместный затяжной рывок – и без надрыва выиграть пьедестал целиком.

Порадоваться своей догадливости Одинцов не успел, потому что тренер сборной сорванным голосом заорал на подопечных:

– Какого хрена вы болтаетесь в заднице?! А если дождь пойдёт?!

Трек был открытым, хмурое небо над ним затянуло тучами. По правилам в случае дождя гонка немедленно прекращалась. Победителем объявляли того, кто лидировал к этой минуте.