– Гладкие метафорические яйца вместо лиц, – констатировал Кашин и потянулся за бутылкой. – Думать надо.
– Восток – дело тонкое, – произнесла Ева фразу, которую слышала от Одинцова в подобных случаях…
…а сам Одинцов не проронил ни слова.
Глава XLIХ
Долгожданный ответ на вопрос «что делать?» сложился к утру.
Ночь Одинцов провёл без сна. После рассказа Чэнь его сознание захлопнулось, словно пасть крокодила, проглотив разом всю информацию последнего времени. Оставалось её переварить, и тут Одинцов надеялся на ударные процедуры последнего месяца, которые должны были здорово подпитать мозг.
Дефорж, понуждая троицу к сотрудничеству, вспоминал Конфуция – мол, учить стоит лишь того, кто получает один угол квадрата и три остальных находит сам. Одинцов старательно искал недостающие углы.
Шарлемань посмеивался над компаньонами:
– По-вашему, я участвую в мировом заговоре. Вынужден вас разочаровать. Все конспирологи совершают одну и ту же ошибку. Мировой заговор невозможен в принципе. Достаточно вспомнить математику и житейскую логику, чтобы в этом убедиться…
Примером стала
– «Большую Фарму» принято обвинять в заговоре, – говорил Шарлемань. – Но даже если бы производители лекарств не воевали друг с другом за рынки, для успешного заговора им потребовалась бы целая армия заговорщиков, рассредоточенных по всему миру. Глобальная сеть. Если вы допускаете, что в разных странах синхронно действуют и сохраняют при этом строгую тайну семьсот тысяч человек, то вам срочно надо к психиатру.
– Почему именно семьсот тысяч? – спросил Мунин.
– Аналитики подсчитали. Кстати, русские. Я дам вводные, ваша коллега может проверить расчёты.
Ева проверила, но в поисках вероятных Наполеонов ещё до плена интересовалась подробностями о клиентуре страховой группы
– Шарлемань или заблуждается, или лукавит. Семьсот тысяч заговорщиков действительно нужны, чтобы заговор был таким, как о нём говорят. Только сам заговор не нужен. Дела делаются в гораздо более узком кругу. Значительная часть мировых активов принадлежит всего двум корпорациям, и «Большая Фарма» не исключение.
По утверждению Евы, основным владельцем фармацевтических гигантов через множество инвесторов давно стал картель корпораций
– Совокупный доход у них – порядка девяти триллионов долларов, – говорила Ева. – Чтобы вы поняли, это в пять раз больше, чем годовой бюджет России. Эксперты считают, что через несколько лет у них будет активов на двадцать триллионов.
Одинцов молчал и слушал, а Мунин заявил:
– Нам важны не компании, нам важны бенефициары. Конечные инвесторы, которые получают выгоду. Насчёт «Блэк Рок» я ничего такого не читал, а насчет «Вэнгард» кое-что интересное попадалось.
Историк штудировал Теорию смены элит намного внимательнее, чем казалось компаньонам. В поисках дополнительной информации он перепахал множество сайтов и сохранил прочитанное в бездонной памяти, а сейчас легко добыл оттуда сведения о бенефициарах корпорации
– В семье Орсини выросли пять римских пап и тридцать четыре кардинала, – добавил Мунин, – а в семье Бушей – два американских президента.
Не зря Шарлемань читал троице старую газетную заметку о дружбе Трампа с арабами. Это был самый простой пример связи политических элит.
– Для того, чтобы ощутимо повлиять на мир, не нужны сотни тысяч заговорщиков, – повторила Ева. – Вспомните Джорджа Сороса. В девяносто втором году он разрушил британскую денежную систему и в течение пары дней заработал полтора миллиарда долларов, потому что лучше государственных чиновников понимал экономические законы и человеческую природу. Сорос не создавал никакого заговора. Он вычислил, что цена фунта стерлингов на бирже слишком высока. Взял в долг фунтов на огромную сумму и продал по высокой цене. Вслед за ним все тоже бросились продавать – и фунт обесценился. Тогда Сорос уже по низкой цене купил столько фунтов, сколько взял, вернул долг и забрал себе разницу между высокой и низкой ценой. Таким, как он, безразлично, правы они или нет. Их интересует лишь то, сколько денег они зарабатывают, когда правы, и сколько теряют, когда ошибаются. Это математика, а не конспирология.
Тут Ева оговорилась, что разовый успех Сороса был для него запредельным, но не шёл ни в какое сравнение с оборотами государства. Британия продолжала жить, хотя гениальный биржевой спекулянт нанёс денежной системе страны очень болезненный удар.