Танец и Слово. История любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина

Пришёл к Толику в Богословский переулок. Когда поднимался по знакомой лестнице, сердце обливалось кровью: сколько чудесных минут пережито здесь! Вспомнил, как в стынь 1920 года, когда замерзали чернила и руки, стояли, обнявшись, чувствуя дыхание друг друга, смотрели на улицу, как решили разобрать забор на дрова. Грустная, чудесная улыбка коснулась губ Сергея. Ничего лучше у него в жизни не было. Исида приходила сюда, умоляла вернуться. Он плакал, клял её последними словами и понимал, что невыносимо тянет к ней, засасывает в пучину страсти мощной волной. «Есенин нье хулиган, Есенин ангьел».

Толика и Мартышона дома не оказалось. Долго сидел у кроватки маленького Кирилки, читал ему стихи, которые тот не понимал…

На следующий день была бурная встреча. Плакали оба. Так мирятся только те, кто любит друг друга. Оказывается, тем вечером и ночью семейная чета была в гостях у актёра Качалова. Они говорили о Сергее, в то время как он ждал их дома, читали его стихи. Особенно посвящённые щенку Джиму. И той, что «всех безмолвней и грустней». «Она придёт, даю тебе поруку». Только его уже может не быть…

Долго сидел в пролётке на Пречистенке, напротив особняка Исиды. Вот тот самый балкон, на который он лазил. Вот её окно… Только любимой там нет. Извозчик ждал, не первый раз возил его сюда. Хотя в их извозчичьем дворе десять пролёток, да и дворов таких немало. Просто их тут находится, на Остоженке. Запомнить успел, что странный человек понуро сидит и смотрит. И думает о чём-то своём. А ему что? Лишь бы платил…

Не хотел верить, что такое бывает… Вспоминал живые, яркие, как две звёздочки, глаза. Какая операция? Он помнит здорового, сильного человека. Неужели Фрунзе больше нет на свете? Его огромной надежды, его защиты, его стены в Стране негодяев и шарлатанов. Его убили. Прямо на операционном столе. Потрясённый, Сергей плакал и пил. Что теперь будет? Поставят на его место какого-нибудь… эх, это слово произносить нельзя. Был у Гали. В гости заскочил Леонов. В страшном душевном срыве Сергей разбил гитару хозяйки. Грифом со струнами хлестал бешено воздух, как плетью, обречённо и жестоко, словно хотел наказать кого-то невидимого и недосягаемого, кого-то, кто виновен в смерти чудесного человека, Михаила Фрунзе… Леонов смотрел с мистическим ужасом. Думал, что Сергей сошёл с ума. Жутко. Сергей отлично понял его взгляд. Вспылил: «Ах, ты ничего не понимаешь! Вы все! Ничего, ничего не знаете и не понимаете!» Леонов быстро ретировался.

В 48-м отделении милиции составили протокол опроса поэта о случае в поезде Баку – Москва. Пришлось идти. Да, был пьян. В ответ на грубость отозвался колкостями. Всё. Никакого гражданина Левита он не видел и не знает. Дал подписку о невыезде. Решили с Соней просить Луначарского и Вардина о заступничестве. Увы, больше некого.

Сергей просил Чагина помочь, слёзно просил. Не письмо это было даже, а вопль о спасении. Пустячное дело об оскорблении, которое может стоить свободы и самой жизни. Но Чагин не ответил! Ни строчкой. Сергей знал, что по партийным делам он приехал в Москву. И не нашёл его, не сообщил! Не гнев вызвало такое поведение «друга» в Сергее, а панику вперемешку с тошным предчувствием…

В ужасе и муке махнул в Питер. Один. Аннушка Берзинь посоветовала приблизиться к Ионову, у него искать защиты. Он очень влиятелен. И не только в литературно-издательской среде. Зять самого Зиновьева, а это уже высшая элита партии. Правда, Ленинград всегда находился в оппозиции к Москве. Назревает большая драка за власть. У Зиновьева все шансы победить – он один из сподвижников Ленина! Крупская за него. Тогда бояться будет нечего, если наладить отношения с Ионовым.

В Питере в любое время года дуют холодные ветра. Начало ноября выдалось особенно сумрачным и леденящим. Остановился у Уварова, в том самом доме, где жил Сахаров, с окнами на Французскую набережную. К старому другу не пошёл: с некоторых пор чувствовал в нём какое-то зло. Или ему казалось? Он уже потерял грань яви и нави. Одно знал точно: доверить свои мысли уже нельзя никому. Сейчас особенно нужно таиться. Это очень трудно: маска беспечности и бравады, успешности и богатства, когда смерть всегда чувствуешь за левым плечом.

В первый же день отправились в «Англетер» с Вольфом Эрлихом. Забрал у Уварова свой любимый шарф: шёлковый, чёрный, с огромными цветами маков на концах, лепестки которых прятались в гладких складках. Это был подарок Исиды. Сергей шёл и любовался: собой и шарфом. Эрлих качал головой: Есенин всё тот же. Он обещал встречу с Жоржем Устиновым, старинным приятелем. Сергей пошёл. Сейчас не время показывать истинное отношение. Старый коммунист Устинов имел значительное влияние. Сергей подозревал, что он работает не только как журналист, но ещё является осведомителем ОГПУ.