Тем более что жизнь короткая такая…

– Устав был изменён, – говорили мне Нина Николаевна Юргенева и другой старейший работник – ответственный секретарь журнала Людмила Михайловна Шарапкина, – но нам об этом никто не сказал. Мы просто удивились, когда увидели наборную полосу с новым составом редколлегии. Прежде, после 91-го, все сотрудники были членами редколлегии. Был, правда, редсовет, но он держался как анахронизм, как воспоминание о времени, когда журнал был двойного подчинения – Союзу писателей и Академии наук (ИМЛИ РАН). Словом, в один день всё поменялось.

– Что же вы не пошли к Лазарю? – спрашиваю.

– Ходили. Лазарь сказал, что всё это не имеет отношение к уставу. Оказалось, что имеет.

– Лазарь, – говорю, – всем известен как кристально честный человек.

– Да, он и не врал, – сказали мне. – Но его легко было провести на мякине. Наверняка это Траилин с сёстрами Львовыми, не сообщая Лазарю, переделали устав, подделав подписи сотрудников. А зарегистрировать его у нотариуса – пара пустяков: за деньги и не такие проблемы решаются.

– Но как же здесь можно было обойти Лазаря?

– Галя знала, что Лазарь очень доверчив. Могла, ничего не говоря ему об уставе, предложить убрать никому теперь не нужный редсовет и заменить его редколлегией, куда ни один член не будет введён без согласия Лазаря. Он и клюнул на разумное деловое предложение. Тем более что с этим предложением был ознакомлен недавно назначенный первый заместитель главного Шайтанов.

– Да, – вспомнил я. – Он говорил мне, что одна только Галя Львова хорошо его встретила, и смеялся над первоначальным уставом.

– Львовы и Траилин были те ещё махинаторы, – крутил головой заведующий редакцией Анатолий Андреевич Кабанец, тоже очень старый работник журнала. – Нечистые на руку, за которую их порой ловили. Конечно, это они подделали устав. И, конечно, об этом знал Шайтанов, который примкнул к ним с самого начала.

Я пересказывал эти разговоры Лазарю, но он отмахивался: «Журнал состоит из разных людей. Совершенно необязательно им любить друг друга».

– Не похоже на банальную свару, – возражал я. – Вон, посмотри на нашего нынешнего директора Светлану Борисовну. Неграмотна, нахальна. Все же видят, как она крутит с нашими деньгами: утаивает, мухлюет.

– А ты поговори о ней с Шайтановым, – говорил Лазарь. – Это его кадр, а я в это не вмешиваюсь.

Я говорил. Шайтанов со мной не соглашался. «Хороший работник», – отзывался он о Светлане Борисовне.

Тем не менее расстался он с ней со скандалом. Уходить она не хотела и не ушла бы, если б не обнаглела и какие-то свои махинации не проворачивала чуть ли не на глазах у всех. Шайтанов не выдержал, попросил её написать заявление об уходе, но она потребовала внушительных отступных. Шайтанов, о котором Нина Николаевна однажды остроумно сказала: «Он не жаден, он скуп» – конечно, ей отказал. Светлана Борисовна бомбардировала его письмами, угрожала судом, намекала на нечто, что она может про него рассказать. Словом, нелегко далось Шайтанову расставание с бывшим своим директором, которого он ценил.

Место Светланы Борисовны заняла приглашённая Шайтановым Ирина Юрьевна Ковалёва, работавшая прежде в фонде Сергея Филатова.

Шайтанов дорожил связями с этим фондом, который спонсировал ежегодные совещания молодых писателей Москвы в подмосковных Липках. Я удивлялся желанию Шайтанова каждый раз на них присутствовать. Причём всякий раз забирая всех наших молодых сотрудников. Но мне разъяснили, что держится на совещании Шайтанов как очень большой начальник, что молодые наши сотрудники играют при нём роль свиты, которая всегда должна быть возле него. Сам Шайтанов объяснял своё пребывание в Липках дополнительной рекламой журналу, для которого Филатов создал специальный семинар критиков. Не убеждён, однако, что кто-нибудь из этих семинаристов, прибыв домой, устремлялся на почту, чтобы подписаться на «Вопросы литературы».

Не знаю, чья эта инициатива, Ирины ли Юрьевны или Шайтанова, но в редакции завели тетрадь, в которой работник расписывался за выданный ему бесплатный экземпляр. Остальные стояли запертыми в шкафу, ключ от которого был передан Ирине Юрьевне. Хотели отменить и почтовые рассылки журнала периферийным авторам, призывая сотрудников связываться с ними и узнавать, не может ли для них какой-нибудь знакомый или родственник получить экземпляр непосредственно в редакции. Но сэкономить не удалось: в ответ мы получали негодование или недоумение. И отказались от этой идеи.

Естественно, что Ирину Юрьевну все сразу же стали считать человеком Шайтанова. Поссорившись с ней, Людмила Михайловна Шарапкова, входившая как ответственный секретарь не только в редколлегию журнала, но и в какое-то малопонятное правление Фонда, состоящее из пяти человек, о котором разговор у нас будет впереди, написала заявление об увольнении и пошла с ним к Шайтанову, который, сказав: «Очень хорошо», – заявление подписал.

– Зачем ты подписал заявление Людмилы Михайловны? – спросил я его. – Она очень хороший работник. Неужели нельзя было уговорить её остаться?